— Мы с тобой остановимся в Талице у Пахома Балдина, — сказал Блоха.
— У тебя и здесь знакомцы?
— Поброди-ка с мое, так в лесу каждого волка будешь по имени знать.
Добрались и до Талицы. Деревня стояла на низком месте, на берегу незамерзающего ручья, верстах в пяти от завода. Десяток рубленных из добротного кондового леса изб был поставлен однорядком. Блоха подошел к самой высокой избе с коньком и шатровым крыльцом, постучал в ставню. Слуховое окошко приоткрылось, и женский голос спросил:
— Кого надобно?
— Пусти, Михайловна. Люди мы знаемые и тебе и твоему хозяину.
Женщина лет сорока, приоткрыв калитку, подозрительно оглядела путников, но тут же лицо ее прояснилось.
— Это ты, Блоха? Давненько не бывал в наших краях.
— А пути не было. Дома Пахом?
— На угольном дворе. Скоро будет.
— Приехали наниматься на сплав. Как у вас нынче? Нужны работники?
— Наймуются… Да вы проходите в избу.
В избе было темновато, но опрятно, видать, хозяйка часто скоблила и мыла свое жилье.
— Ужо я к соседке сбегаю за капустой, — сказала она и вышла.
Блоха стаскивал с себя зипунишко.
— Аксинья-то ведь от живого мужа выдана за Пахома.
— Как так? — удивился Андрей.
— По барскому приказу. Первого мужа барин в рекруты сдал, а Пахому велел на Аксинье жениться.
— Ну, и дела!
— Да, брат, по заводам и не такое еще творится.
Вернулась хозяйка с туеском соленой капусты.
— Правда, что вас Демидов другому владельцу отдал?
— Правда, батюшка. Наши господа теперь купцы гороховские — Ширяевы. Завод-то наш, бают, подарил им Демидов за то, что на ихней сестре женился. Сколько-то пожил с ней и то ли он ее бил, то ли она ему супротивничала, только ушла она от Демидова. Слышь, воротил он ее, да ненадолго, опять сбежала. Ну, это не наше дело, господское. Их грех — их ответ.
— А каково живется с новым господином?
Аксинья тяжело вздохнула.
— Сами дивимся, как еще до сих пор живы. Ох, и лют Ефим Алексеевич, ох, и лют.
— Ну, где они, господа-то, не люты? Это исстари повелось: что ни барин, то зверь.
— Да наш-то, слышь ты, на особицу… Поешьте капустки, а я тем часом печь затоплю.
— От капустки мы не откажемся, а топить для нас не надо: мы не баре — и в холоде ночуем. Нас никакая стужа не возьмет, ежели тулупом накроемся.
Скоро приехал хозяин, крепко сколоченный, с могучим красным затылком мастеровой. По размеренным неторопливым движениям можно было судить, что Пахом Ильич характера спокойного.
— Здорово, Блоха! — сказал он. — С чем прибыл? Что нового по заводам? Как житье?
— Везде одинаково: в нашем краю, как у бога в раю, калины да рябины не приешь и половины.