— Я таки успел убежать.
— Востер ты на ноги, — хмуро сказал атаман, — Товарищей-то бросил? Я же тебя старшим поставил.
— Всяк за себя, — отворачивая взгляд, отвечал Юла. — Так уж довелось.
— Ну, коли всяк за себя, так иди ты своей дорогой один, куда хочешь. Верно, ребята?
— Верно, — нехотя отвечали Чиж и Трехпалый.
С Утки направились они прямо на запад к берегам Камы. Андрей искал Матренин отряд. Однако сколько ни бродили товарищи по Прикамью, как ни выслеживали по укромным местам на берегах, нигде не нашли даже признака отряда.
— А на что нам Матрена? — злился Чиж.
— Дурак! Три человека или тридцать — это, по-твоему, одно и то же?
— Изнищали мы, изголодались, — ныл Трехпалый.
Над головами беглецов торжественно шумели темно-зеленою хвоей кедры. Их кроны были так густы, что в тени у корней было темно и пусто, даже зимой здесь не наметало снегу, а летом не росла трава.
В ближнюю деревню ходили за хлебом.
— Какого чомора! Надоело просить милостыню, — ворчал Чиж. — Надо силой брать. Этак мы с голоду подохнем.
— Возле Коринского завода клад зарыт, — вслух мечтал Трехпалый. — В Калиновом логу возле виловатой березы. Вот бы выкопать-то его! Не на один год хватило бы.
— Обождите, — отвечал атаман. — Надо только на Матренин след напасть, тогда мы спасены.
Ночью разбойники покинули своего атамана.
Слышу, вижу, моя радость,
Что другую любишь.
Песня
Со смятенной душой сидел Андрей на чурбане возле землянки деда Мирона. Светлые глаза деда смотрели строго. Он комкал свою ручьистую бороду и говорил:
— Навоевался? Слыхал про твои дела, как вы с Прибытовым грабили да насильничали.
— Народ я не трогал, — глядя в землю, проговорил Андрей.
— Не трогал, так и с народом не шел. Вот и остался не у шубы рукав. Запомни: кто для других не живет, тот и для себя не живет… Тут у меня еще двое таких же, как ты, спасаются… Один из Матрениной шайки.
Андрей встрепенулся.
— Из Матрениной? А с ней что?
— Не стало Матреши. За чем пошла, то и нашла. Настиг ее воевода возле устья Вишеры. С двух сторон подплыли: из Соликамска и из Чердыни. Большая, сказывают, сеча была, с огненным боем из пушек и фузей. Матреша сдаваться не хотела, до последнего билась. Только сила их была, воеводских-то… С Матрешей справиться не могли. Вся израненная, еще отбивалась. А когда уж выходу не стало, схватила двух солдат и со струга прямо в Каму кинулась…
Старик замолчал. Андрей сидел, стиснув руками виски, глядя остановившимся взглядом перед собой. Он не видел ни осенней лесной красы, ни речного раздолья, весь уйдя в свое горе.