Такая легенда…
Многоточие уместно в финале этой жуткой истории.
Собственно, я и предполагал закончить именно так. Многоточием.
Однако жизнь повернула иначе. Материал уже готовился к печати, когда неожиданно открылось еще одно обстоятельство.
Страшное и необъяснимое.
Повинуясь внезапному порыву, я позвонил в следственный изолятор Черновцов, осведомился о состоянии здоровья и вообще о дальнейшей судьбе Степана Грача.
Знаете, что ответил мне дежурный?
Человека с таким именем в изоляторе нет.
Как нет?
Изумлению моему не было предела.
Задавать вопросы было бессмысленно.
Доверчивый дежурный, боюсь, и так по простодушию сказал мне слишком много и, возможно, навлек на себя полковника Славича.
Где же Степан Грач?
Как и почему исчез он из следственного изолятора, стены которого, как известно, возведены еще в прошлом веке и потому считаются почти неприступными?!
Но — с нами крестная сила! — разве толстые стены когда-либо могли остановить тех, о ком так упорно не желает говорить господин Славич?
Вампиры. Дети ночи. Ее кошмар и проклятие.
По зубам ли проблема черновицкому Шерлоку Холмсу?
Разумеется, нет.
Тысячу раз — нет!
Потому и молчит полковник".
Прочитав заметку, Богдан криво усмехнулся:
— Брехн! слухають, но брехунів б'ють![15].
Распространяться о страшном самоубийстве Степана Грача, тем более по телефону, дежурный следственного изолятора — понятное дело — не стал.
И правильно сделал.
Что же касается легенды, то очертания огромной скалы в окрестностях Путилы действительно напоминали женскую фигуру. В народе скалу называли Каменной бабой.
Все остальное Гурский переврал самым бессовестным образом.
Согласно преданию, богатая путешественница действительно отказала в милостыне нищей старухе, и, глядя вслед удаляющейся карете, та бросила в сердцах:
— Стань такой, как твое сердце!
В тот же миг жадная барыня обратилась в скалу.
Легенду Богдан слышал множество раз и помнил отлично.
А злополучную заметку скоро забыл.
Газета между тем пошла гулять по свету.
Такое случается даже с самыми глупыми газетенками.
Иногда.
Эксклюзивное интервью доктора Эрхарда
Ликование продолжалось еще около полутора часов, а потом он все-таки сумел настоять на своем.
Он добился.
И, как ни странно, помогла ему именно Джилл.
Запасной бутылки шампанского в лагере, разумеется, не оказалось, и потому около часа по кругу гуляла бутылка виски.
Нельзя сказать, что все были навеселе, но толстушка Джилл оказалась чувствительной к ячменному зелью.
И добросердечной во хмелю, как выяснилось.
— Послушайте, доктор Эрхард, я, пожалуй, прощу ваше свинское замечание по поводу шампанского и моего дня рождения…