Хладнокровие покинуло Фаусто.
— Когда я был здесь в последний раз, какой-то шутник намазал мне седло клеем, — заявил он.
— Наверное, не сладко пришлось на спуске, ведь там нужно привставать! — высказал свое мнение Эдуар.
— Если кто-то нарывается на неприятности, то я готов их устроить! — сказал «чемпион» со своим прекрасным лигурийским акцентом.
Фаусто был худ, почти тщедушен в верхней части тела, что резко контрастировало с чудовищно выпирающими на ногах мускулами. Он состоял как бы из двух частей, как и мадам Лаважоль, сидевшая за учительским столом.
— Милый крутильщик педалей занервничал? — спросила Рашель, предвкушая наслаждение: в воздухе запахло порохом.
Эдуар покачал головой.
— Да что ты, ба! С какой стати ему нервничать? Ведь ты не нервничаешь, а, гонщик?
Побледневший Фаусто Феррари вцепился в руль велосипеда.
— Я тебя спрашиваю, нервничаешь ты или нет, понял, ты, Гонщик-быстрее-ветра? — переспросил Эдуар с любезной улыбкой.
— Вы ищете неприятностей! — вяло повторил гонщик.
Бланвен наградил его такой мощной пощечиной, что Фаусто выпустил из рук руль велосипеда и упал.
— Вот что называется «искать неприятностей»! — заявил Эдуар. — С таким ничтожеством, как ты, даже кулаки пускать в дело не требуется, достаточно и пощечины! А теперь катись, от тебя воняет!
Подняв велосипед, Бланвен передал его Фаусто.
— Когда-нибудь я намажу тебе седло не клеем, а серной кислотой. Посмотрим, как задымятся твои яйца!
«Чемпион» поднялся, глядя на врага с ненавистью и страхом.
— Но ведь я ничего вам не сделал! — сказал Фаусто; других аргументов он не нашел.
— Откуда ты знаешь?
Феррари схватил велосипед и вскарабкался на него без своей обычной удали. Его левая щека начала вспухать.
Противники смерили друг друга взглядами.
— Забудь сюда дорогу, — посоветовал Эдуар, — мне так хочется стать по отношению к тебе несправедливым.
Глядя на плачущую Нину, Розина удивлялась, что страдания кузины не трогают ее — она считала их преувеличенными. Нина всхлипывала, как мышка, губы у нее кривились. От переживаний ее экзема проступила еще больше.
— Ну же, ну же, — не выдержала Розина, обнимая Нину за шею, — необратимой бывает только смерть.
Это была любимая формулировка одного из бывших любовников Розины, и она часто прибегала к ней благодаря слову «необратимый», которое, по ее мнению, служило свидетельством «высокого класса».
Захлебываясь слюной, Нина продолжала что-то бормотать. Розине послышалось: «Но что же еще я могу сделать?»
За эти слова она и ухватилась:
— Доверь ее мне, Нина! Пусть даже на несколько дней, это отвлечет ее.