Петр Николаевич достал из шкафа белоснежный халат, помог Полынову одеть его.
— Наша лаборатория молода, уже после войны создана, но кое-чего мы успели добиться, — проговорил он. — Вы вот думаете о человеческом долголетии... Это правильно... Ну и мы боремся со смертью, особенно преждевременной...
Беседуя, они прошли по длинному коридору. Петр Николаевич открыл одну из дверей, пропустил вперед Полынова.
В комнате, похожей на больничную палату, на специальных подставках находились прозрачные колбы и стеклянные сосуды разной формы. Здесь Александра Ивановича радостно встретила мать Лены.
— Ну-ка, Татьяна Александровна, покажите-ка нам свое хозяйство.
Татьяна Александровна улыбнулась:
— Вы это сделаете лучше меня, Петр Николаевич!
— Не скромничайте, — ответил тот, подводя гостя к одной из колб, из которой выглядывал человеческий палец.
— Палец, — ничего не понимая, проговорил старый врач.
— Татьяна Ивановна, голубушка, дайте-ка родословную, — попросил Петр Николаевич.
Женщина подошла к столу, где стоял длинный ящик, вынула карточку.
— Вот, пожалуйста, — заглядывая в нее, проговорил Крюков. — Указательный палец правой руки. Взят у человека, умершего после продолжительной болезни восемь месяцев назад. Обратите внимание, взят у трупа и живет...
— Не может быть! — воскликнул Полынов.
— Татьяна Александровна, продемонстрируйте...
Женщина зажгла спиртовку, близко поднесла к пальцу, и вскоре на его коже показались крошечные капельки пота.
Александр Иванович смотрел, как зачарованный.
— А ноготь, — опросил Крюков Татьяну Александровну, — когда вы его подрезали последний раз?
— Три дня назад.
— Живет палец — это уж поверьте, — резюмировал директор лаборатории. Впрочем, в этом заслуга не наша.. Мы просто повторяем опыт, впервые проделанный одним советским ученым еще в 1920 году. Лет-то прошло сколько, нам было бы грешно не пойти дальше... Обратите внимание на почку собаки... Сколько она у нас уже живет после смерти животного?
— Третий месяц...
— А вот здесь, — подвел Петр Николаевич к одной из колб, — находятся клетки головного мозга, которые были предварительно высушены... А мы их оживили...
Трудно передать, что испытывал Полынов, знакомясь с экспонатами этой чудесной лаборатории жизни. Если бы он не видел все своими глазами, просто не поверил бы в это.
— Глядите-ка сюда, — подвел его Петр Николаевич к стеклянному сосуду, в котором помещался темноватый комочек, — вот сердце белого кролика — мертвое. Мы его еще высушили... Может оно работать после этого?
— Не может, — уверенно ответил Александр Иванович.