Кинотеатр, возле которого затормозил наш «Кадиллак», давным-давно не видывал посетителей. Витрины и вывеска его были покрыты грязью, на тумбах у входа можно было с трудом различить остатки выцветших афиш.
– Оружие держите наготове, – сказал я. – Но без команды в дело не пускать.
Я подошел к парадным дверям, подергал за них, заперто.
Мы обошли вокруг здания. Здесь нашлась еще одна дверь, и она уже была приоткрыта.
По улице забарабанили первые дождевые капли. Я поежился, поднимая воротник макинтоша. Переглянулся со Шмаковым. Тот сдвинул шляпу на затылок, кивнул, держа ствол наготове.
Я резким ударом ноги распахнул дверь. Повел стволом налево-направо.
Мы зажгли фонарики, освещая лестницу, поднимающуюся в вестибюль. Внутри было темно и пусто, пахло пылью и чем-то еще трудноуловимым, музейным.
Шаги наши по лестнице эхом отдавались под сводами здания. Но был и еще какой-то звук. Сперва еле слышный, он становился все отчетливее. Странное тихое стрекотание. Когда мы вошли в вестибюль, я понял, что это.
Двери в кинозал были широко распахнуты, оттуда вырывался мигающий свет. И доносился тихий стрекот.
Белый сноп света из будки киномеханика разрывал темноту.
На экране в черно-белых красках представал какой-то роскошный древний интерьер. Красавица с густо подведенными черным глазами заламывала руки, перебегая от одного края экрана к другому.
Мы выключили фонари, вошли в зал, пошли по проходу, держа наготове пистолеты.
На этом сеансе был всего один зритель. Примерно посредине зала темнел над спинками кресел силуэт сидящего человека.
– Вот это мой любимый момент, – эхом возвестил незнакомый голос.
Странный это был голос – мягкий и строгий одновременно, молодой и старый, женский и мужской, он заметался, отталкиваясь от стен, эхом отозвался в моей голове.
Я даже не был уверен, что «носитель» говорил вслух. Поговаривали, что они владеют телепатией.
Черный силуэт поднял руку, указывая на экран.
Действие на экране сменилось.
Теперь красавица лежала на пышном ложе, а из другого конца экрана медленно наползал на нее, вытягивая гибкую кисть, некто в черной хламиде, лысый, с неприятным худым лицом и темными провалами глаз.
Черный силуэт единственного зрителя встал в рост, продолжая вытягивать руку вверх. Длинная тень перечеркнула экран.
– Чувствуете напряжение момента?! – провозгласил он, перекрывая стрекот киноаппарата.
– Руки на затылок, стоять смирно! – гаркнул я, нацеливая на него пистолет. – Без глупостей, парень!
– Я знал, что вы придете, – продолжал «носитель», то ли еще человек, то ли уже хорнет. – Вы ведь не могли оставить меня в покое, правда? Что вам нужно?