«По-моему, это больше похоже на откормочную ферму, – сделал горький вывод Макс. – На скотный двор!»
Старик тогда улыбнулся: скотный двор вовсе не дримеры придумали…
Быстро темнело. Лагерь разбили в овраге, согласно диверсионной науке и просто инстинкту прятаться под землю от всевидящих чужаков. Под маскировочной сетью спали вповалку вымотанные погоней разведчики – четверо бойцов и один престарелый «пиджак» из штаба армии.
На «пиджака» старик не обижался и позывной Старый принял без возражений. Он всегда просыпался первым – если вообще спал, а за ним и юноша. Старика одолевала бессонница, почему-то вместе с силами утекало и желание их пополнить. Его обычно ставили в дневное дежурство, зато не нагружали во время ночных переходов. Парня же будило звериное чувство сродни голоду. Он не мог подолгу бездействовать.
– Опять не спал, Старый? – Макс посмотрел оценивающе.
Старик поежился. Три дня назад их было шестеро. Шестой повредил ногу и демонстративно заковылял в сторону, повел загонщиков ложным маршрутом. Без приказа, но и за приказом дело не стало бы, старик был уверен. Наверное, погиб уже, дримеры нашли способ перемещаться между звездами, но понятия «взять в плен» так и не открыли. Охранители – а разведчиков загоняли свои, хомо, так сказать, сапиенсы, подвид волкодавы из Палаты Охранителей – усердно подражали учителям.
А старику требовалось дойти.
– Я спал.
– Хорошо, – улыбнулся Макс. – Ты не думай, тебя мы будем беречь до последнего. Женщины, дети, старики… ну, ты понял. Иначе смысла нет.
Старик, по молодости заставший другие времена, смысла максимы «пусть умрут молодые, чтобы жили старые» не постигал. Хотя воевали и убивали тогда несравнимо больше, но непримиримости, вот этого «или мы, или они» – такого он не помнил.
Бойцы поднялись чуть позже, как по команде, хотя команды и не было, как не было будильников и прочих сигналов, разве что солнце пересекло невидимую черту. Людей Макс подбирал опытных, не раз и не два проверенных. Умеющих спать вполглаза и драться в две силы.
Ефрейтор Слепнев, позывной Слепень, за инженера; приземистый и огромный в плечах мужик. Его имени даже Макс не помнил – Слепень и Слепень. Гришка Чижов, позывной Чиж, бабник, хам и душка. Девки обливались по снайперу Грише горючими слезами, за что Чижик бывал многажды бит, но духом не сломлен. Пулемет тащил Лешка Прозоровский, он же Пуля, музыкант-виртуоз в параллельной жизни. Стрелял он, как на скрипке играл, красиво, печально и убийственно точно.
– Добрый вечер! – нарушил молчание Старый, он завел этот ритуал, а Макс не препятствовал.