Он обладал многими фамилиями, законными, паспортными; являлся под многими кличками.
Схватить Кедрова на каком-либо из митингов, шествий, массовок не удавалось, ибо, как почти всегда значилось в донесении, "оратора обступала и прикрывала собою огромная толпа народа..."
П р и к р ы в а л а с о б о ю! Да не в этом ли, глазами врага увиденном обстоятельстве и заключена была главная тайна недосягаемости Кедрова в те дни для когтей охранки?
Гарнизон городка был шаток. Облавы с привлечением солдат обычно срывались: Кедров и еще несколько рабочих-большевиков, презирая явную опасность неминуемой смертной казни, если только схвачены будут в казармах, успели раскинуть в полку, размещенном в городке, сеть военных пятерок.
И в то же время, готовя силы к вооруженному восстанию, Матвей Кедров всеми и всевозможными путями изыскивал и накоплял оружие. Но какой же это был мучительно медленный, смертельно опасный и в то же время до слез жалостный путь и способ вооружения! Не раз осматривал он с руководителем военных пятерок, прапорщиком, свой горестный "арсенал". И чего-чего тут только не было! Барабанное револьверное старье - "бульдоги" и "лафоше"; самодельные, в железнодорожных мастерских изготовленные из водопроводных труб бомбы-македонки, похожие на картошку; и наконец, - но это уже было гордостью и отрадой! - десять наганов, один маузер, два десятка винтовок, с тремя обоймами патронов на каждую.
С этим вот и надлежало начинать!
Повторить похищение винтовок из воинской части не удалось: они взяты были после того под строжайшее офицерское наблюдение. Командир полка перед строем грозно предупредил, что не только что за передачу винтовки в руки "внутреннего врага", но и за утрату ее по причине злоумышленного нападения виновного ожидает расстрел.
А все ж таки было в руках группы Кедрова оружие, а вернее - орудие, на которое он полагался больше всего, за которое отдал бы и не такие "арсеналы": большевистское слово, т и п о г р а ф и я! И она была самодельной: ее полностью, целиком отлили и выковали ему рабочие железнодорожных мастерских. Человек средней силы в случае крайней опасности мог и один перетащить ее на новое место. Листовки, зовущие солдат повернуть штыки против царя, на защиту трудового народа, стали неистребимы в казармах. Солдаты ласково звали их "пташками". Шрифт добывали Кедрову рабочие частной типографии, похищая его на одну только ночь - ночь выпуска прокламаций. А потом возвращали. И хозяин, когда в его руки попадала очередная листовка, всякий раз недоумевал: до чего же схожий набор у его газеты и у этих листовок!