, но прежде всего она должна. Да-да, не усмехайся. Можешь на меня наорать, послать к черту, выдержу.
– Ну зачем же…
– Тогда, может, я кофе сварю? – Варька произнесла как бы виновато. Было у нее свойство после вспышек быстро отходить, виниться, но тоже недолго.
Привела Елену в кухню, тоже обшитую деревом, пахнувшую недавним ремонтом, усадила на высокий табурет, а сама, стоя у плиты к Елене спиной, снова заговорила:
– В общем, я должна была тебе это сказать. Сама себе обещала. Собиралась уже не однажды, но как только тебя видела, все мои разумные речи так при мне невысказанными и оставались. Я тобой любовалась, да-да. И даже казалось мне в тот момент: да что я лезу, кого собираюсь увещевать, и мне ли, с моим ли горбом учить жизни? Казалось… А потом хотелось тебя избить. Бить и приговаривать: не разбазаривай добро, не разбазаривай. Жизнь штука серьезная, и хватит порхать! Но что-то такое, видимо, есть в тебе, над чем, может, ты и сама не властна. И это самое страшное – слабость твоя, рыхлость, безволие. Уж погоди, все скажу! В тебя проваливаешься, в тебе увязаешь, и у кого ума хватит, тот должен скорее от тебя убежать, иначе затянет… – Варька выдохнула всей грудью. – Уф, все! Теперь давай кофе пить. А можешь взять вот чашку и об пол бросить. Ты с сахаром или без?
После отповеди Варя снова стала говорить о себе. Жаловалась, но на что именно, понять было трудно. Вроде бы и искала сочувствия, и вместе с тем явно собой гордилась, так что в результате выходило, что так, как она живет, – эталон. А ставя кофейник, плеснула чуть, и побежала за тряпкой. Долго терла, очень обеспокоенная. Пепел упал на ковер, на колени встала: не прожгла ли, вглядывалась. А говорила в тот момент о самом вроде бы сокровенном, и тон был соответствующий, прочувствованный, но пепел на дорогом ковре, значит, перевесил, куда важнее посчитала какой-то там болтовни. Но убедившись, что с ковром все в порядке, снова воспарила к высоким сферам, а Елена про себя думала: как легко получаются такие переходы у них.
То есть у Вари, у Николая, у Сергея Петровича Верхового – у тех, словом, кто всегда ясно представляет себе границы и четко знает, что правильно, что неправильно, кто страстно желает поставить все точки над «и» и абсолютно убежден, что в состоянии и вправе это сделать.
Варька закинула ногу на ногу, штанина задралась, обнажив бледную отечную щиколотку. Да, большими трудами ей давалось держать себя в форме. А с ее-то едким умом, она, конечно, на свой счет не обольщалась. Можно представить, как утром глядела в зеркало на себя… А вот вообразить Варьку любящей, влюбленной? Неужели и