— Да послушай же… — Раздражение в моем голосе даже мне резануло слух. — Истратим мы эти деньги…
— Извини. Я только спросила. Странно, что ты заработал шестьдесят тысяч долларов, а мы продолжаем жить как прежде, одеваться как прежде, совсем никуда не ходим, и я даже не могу поехать с тобой в Нью-Йорк. Возможно, я в чем-то не права, и все-таки, хоть убей, не пойму, зачем ты работаешь день и ночь как каторжный, если никому из нас это не приносит никакой радости.
Я почувствовал, как кровь бросилась мне в голову. Вконец выведенный из терпения, я потерял контроль над собой.
— Ради бога, Сарита, — закричал я, — хватит об этом! Я только пытаюсь построить мост! Я даже еще не получил денег! Мы будем тратить их, когда получим!
Она притихла от неожиданности, потом холодно произнесла:
— Извини. Я не хотела тебя раздражать.
Наступила мертвая тишина, которая тянулась бесконечно долго. Каждый знал, что другой не спит и не может заснуть из-за тревоги и горечи размолвки.
Между нами стояла зловещая тень Римы, отталкивая нас друг от друга и угрожая нашему счастью.
Я должен был найти ее.
Я должен был избавиться от нее.
II
Я прилетел в Лос-Анджелес в начале второго и взял такси до банка «Пасифик энд Юнион».
Каждую свободную минуту, а их было не так много за последние две недели, я ломал себе голову над тем, как раздобыть адрес другого Риминого банка. Разумеется, «Пасифик энд Юнион» имеет этот адрес, поэтому первым делом надо было попытаться узнать, как и где он хранится.
Расплатившись за такси, я взглянул на банк, и у меня отлегло от сердца. Я боялся, что он окажется мелким филиалом с небольшим числом служащих, которые могли бы запомнить меня. Но это был крупный банк, судя по массивному зданию со швейцаром у дверей, впускавших и выпускавших непрерывный поток посетителей.
Я вошел в большой зал. По обе стороны располагались зарешеченные конторки, за которыми стояли кассиры. У каждой из них была небольшая очередь. За кассами проходила круговая галерея, где сидели клерки, занятые работой на различных счетных и множительных машинах. Дальний конец зала занимали стеклянные кабинки для старших банковских служащих.
Я пристроился в короткую очередь к одной из касс. Пробормотав извинения, я протянул руку и взял со стойки приходный ордер, потом достал из бумажника десять пятидолларовых купюр. Через несколько минут передо мной в очереди остался лишь один человек, и я смог расположиться за стойкой. Я вписал в приходный ордер четкими печатными буквами «Рита Марчал» и ниже: «Внес Джон Хэмилтон».
Когда подошла моя очередь, я протолкнул под решетку десять пятидолларовых купюр и приходный ордер.