– Сыворащиваем опратны, – произнес громко Мамай, сидевший на второй подводе.
Ленчик, повернувшись к вознице, который говорил об учениях, зло посмотрел на него и смачно сплюнул.
Повернули назад. Проехали мост через Казанку, дамбу и вновь оказались у начала тракта.
– Ну, и куда теперь? – спросил Ленчик.
– Паехали на Кизищескую дампу, – после почти минутного раздумья произнес Мамай. – Пыраетем Козьей слапатой, Кизищеской слапатой и сывернем патом наливэ. Щерез верысту выйтем на Нижекаротскую даругэ.
Поезд из восьми подвод двинулся нижней дорогой к крепости, от которой начиналась Кизическая дамба. Когда крепостные стены остались уже по правую руку, навстречу попались идущие вразброд солдаты.
– Поворачивайте назад, мужики, – хмуро сказал им бородатый красноармеец с перебинтованной выше локтя рукой. – Каппелевцы уже в Козьей слободе, а чехи взяли Суконку и прут на вокзал. – Их патрули через полчаса будут возле крепости.
Все! На Нижегородский тракт, который бы вывел их так или иначе на Московскую дорогу, путь был отрезан.
– Куды ж теперя податься-то? – спросил передний возница.
– Сказывают, Оренбургский тракт покуда чист, туда и ехайте, – ответил бородатый и, буркнув еще что-то, чего Яким не разобрал, понуро побрел дальше вместе с остальными красноармейцами.
– Что будем делать? – спросил Мамая Ленчик.
– Паетем на Ореныпуркский тыракыт, – жестко отрезал Мамай.
Повернули в сторону Оренбургского тракта. Покуда ехали, их то и дело обгоняли беженцы с котомками, покидающие город. Лица их были хмурые и запыленные.
Проехали обширное кладбище за покосившейся оградой. За ним дорога пошла вдоль берега большого озера. Близ поворота на сельцо Борисково попался им конный красноармейский разъезд. Яким с Серегой напряглись было, да и Мамай сунул руку в карман полосатого деревенского пиджака, где лежал пристрелянный «наган», однако красноармейцы лишь покосились в сторону подвод – им было не до беженцев.
Дорога опять пошла берегом. Ехали молча, глядя на воду, подернутую легкой рябью. Теперь тракт впереди и позади их обоза в восемь подвод был пустынным, словно стоял не самый разгар дня, а поздний вечер или раннее утро. Мамай хмурился, привставал на подводе и смотрел вперед на дорогу, прикладывая ладонь козырьком к глазам и все больше смурнея. Тишина и безлюдье его явно тревожили.
Так ехали еще с полчаса. Мамай явно нервничал и велел Якиму с Серым двигать вперед. Они сели на первую подводу и приказали возчику ехать быстрее. Скоро они оторвались от остальных и через несколько минут скрылись за поворотом.