Наступление лета в Англии празднуют так: все широко распахивают окна и заводят музыку погромче. Такая традиция. Ты так сообщаешь, что наступило лето. Ты обязан это проделать, когда показывается солнце. И все вокруг обязаны.
И еще надо вывесить флаг, если он у тебя есть, конечно. Так ты как бы заявляешь «я свой» и «лето пришло».
Музыка самая разная, особенно возле наших башен. Настоящий музыкальный ад, самые разные мелодии, перепутавшиеся вместе. Обожаю. И мне хочется танцевать. Я улыбаюсь от уха до уха, ничего с собой поделать не могу.
Прихожу домой и тоже врубаю музыку. Забираю сидюк из маминой комнаты и ставлю Офори Ампонсу. Моя любимая вещь — «Разбитое сердце». Пусть все вокруг ее послушают. Ставлю проигрыватель на окно.
— Привет! Я — Гарри! А это — моя музыка! Надеюсь, вам понравится!
А вдруг сидюк свалится вниз? Не стоит его высовывать так далеко. Надеюсь, мою песню все услышали, наш проигрыватель не очень-то громкий. К тому же Лидия его требует. У нее день рождения, и она хочет послушать два новых диска.
Лидия:
— Давай же!
Я:
— Несу уже, несу! Не ори!
Мама:
— Не зли ее! Вот тебе кусок торта, угости своих голубей.
У Лидии торт сплошь из шоколада. На свой день рождения я попрошу торт «Человек-паук». Из дома прибыли подарки для Лидии, в огромной коробке. Я первым выскочил к двери. Мы оба поджидали с нетерпением, но Лидия как раз пошла поприветствовать вождя, когда в дверь постучали. Почтальон отдал посылку мне. Если бы не день рождения сестры, я бы первый вскрыл ящик.
Лидия:
— Руки прочь! Я все слышу!
Я:
— Ага, в мечтах!
Лидию с ящиком я сфоткал на ее телефон. В посылке оказался не один подарок, их было много.
От Абены два диска: Майкл Джексон и Квав Кесе.
Бабушка Ама подарила Лидии серьги-кольца. Серьги были из чистого золота. (Для проверки попробуй металл на зуб. Если никаких следов не осталось — золото настоящее.)
Лидия:
— Не суй мои сережки в рот! Ну вот, обслюнявил!
Я:
— Хочешь, чтобы я их проверил, или нет?
Лидия:
— Нет!
Еще в ящике был отпечаток ладошки Агнес. Обожаю. Намазали ей ручку краской и приложили к бумаге. Агнес и имя свое написала. То есть за нее написали, водили по бумаге ее пальчиками с зажатым карандашом. Меня тоже так учили. Буквы получились такие милые, только кривые, будто следы паучка.
Папа сделал для Лидии деревянную плясунью. Пожалуй, фигурка изображала мою сестру, только лицо было другое. Папа не знал, что Лидия совсем забросила танцы, а когда танцевала, забывала улыбаться.
Сестра разревелась.
Я:
— Не нравится, я себе возьму. В школе махнусь. Сменяю на диско-часы.