— Кто? — рявкнул Шнитке.
— Рация! Сигнал максимальный!
Шнитке осторожно поставил стаканчик на брезент. Покрыв расстояние до машины в два прыжка, таранным ударом отбросил Гепнера внутрь.
В машине зависла мертвая тишина. Фогель и Бюхнер напитывались жутковатым восторгом. Пятнадцать машин, триста квадратных километров поиска, неделя пустого, как брюхо дистрофика, эфира — и рация выходит на них, когда они занялись жратвой! «Мой бог, сделай так, чтобы это чучело Гепнер оказался прав!»
В пеленгаторе приглушенно забубнил Шнитке — докладывал в штаб о вынырнувшей где-то поблизости рации. Через минуту он выпрыгнул из машины, пружинисто присел. Приклад автомата в его руке легко и плотно прилип на лету к боку. Огоньки гончей разгорались в зрачках. И ожегшись о них, Фогель и Бюхнер опрометью бросились к машине за своими шмайсерами.
Они трусили мелкой цепью между стволами — четыре верткие фигуры, — охватывая полукольцом то направление, которое указал пеленг. Это был северо-восток лейпцигской окраины. Висевший всю ночь над лесом туман смягчил и увлажнил хрусткий лиственный покров, устилавший сизую слизь земли. Им сказочно повезло: судя по силе сигнала, рация сыпала морзянкой где-то совсем близко.
— Брать… жи-вым! — толчками выдохнул Шнитке, передавая приказ по цепи. Он был моложе всех в этой четверке, но так выделялся в гитлерюгенде, что его не взяли на фронт. Холодный, жестокий азарт переполнял Шнитке, сочился из каждой поры. Обер-лейтенант Клюге, руководитель квартальной полусотни подобных волчат, понимал в этом толк. Он и написал в гестапо рапорт-рекомендацию на Шнитке.
Они увидели бежевый задок «пежо», заштрихованный кустарником, почти одновременно, выбежав на край небольшой поляны. Шнитке махнул рукой, пресекая бег, и все четверо распластались на земле, запаленно вдыхая лиственную прель.
Полянка просматривалась насквозь, и Шнитке, враз покрывшийся гусиной кожей, ощутил, что его засекли. Он мог поклясться в этом, ждал треска и грохота выстрелов. Но «пежо» по-прежнему мирно светился сквозь кусты. Розоватая утренняя тишина текла над ефрейтором в безмятежной пустынности. И вздыбившиеся под пилоткой волосы Шнитке стали опадать.
Подмываемый вновь прихлынувшим азартом, ефрейтор махнул рукой, отдавая приказ возобновить движение. Они поползли, охватывая «пежо» с трех сторон. Обострившимся зрением Шнитке подмечал все: червячные изгибы тел Фогеля и Бюхнера (Гепнер тащился, как всегда, сзади), густой частокол стволов рядом с машиной и нитяной штрих антенны, тянувшейся ввысь. Радист работал в машине, забросив антенну на дерево. Синеватая струйка газа сочилась из выхлопной трубы. Стоило только нажать на гашетку — и пули в клочья разнесут шины. Теперь машина их — вся, с потрохами! — пронзило острым удовольствием Шнитке, и он с трудом удержал палец на спусковом крючке. Нужно брать радиста живым. В этом весь смак. И Шнитке, содрогаясь от азарта, от предвкушения, крикнул: