Ехали рваным темпом: вверх — вниз. Снегу, не давленного, не тронутого полозьями, намело на бывшей дороге почти по колено.
Лошадь парила, роняла табачного цвета кругляши, устало отфыркивалась. Барагульгов часто соскакивал с саней, помогал, подталкивал.
Осман-Губе угрелся, наглухо закованный в овчину, временами проваливался на несколько минут в дремоту. Все шло по его плану вопреки предложениям туземца.
Остановились на краю речушки. Иссиня-темный стеклянный поток скользил над камнями в белой пушистой окантовке. Лошадь сунулась к нему мордой, зайдя по колено, жадно всосала в себя расплавленный хрусталь воды.
Махмуд, загребая ногами снег, устало побрел к кустам.
— Сичас, малый дело сделаю… Скоро в городе будем. Час ехать, — махнул рукой в сторону Грозного.
Осман-Губе дрогнул, пронзительной ясностью решения обдало мозг: пора! Здесь.
Сунулся расстегивать пуговицы тулупа. Бешено засопел: мешали непомерно длинные рукава. Стал выпрастывать из них руки. С изумлением понял — не получится: кисти намертво вязли в длинной, узкой, забитой шерстью трубе.
Пыхтя, ругаясь остервенелым шепотом, прихватил две полы, чтобы дернуть их в разные стороны, разодрать овчинный смирительный халат, с мясом выдрав пуговицы. Покрываясь испариной, ловил зажатые в кистевом изгибе тяжелые, неподатливые овчины… Время! Уходило время.
— Что, не выходит? — с веселым ядовитым сочувствием спросил неподалеку сочный голос.
Осман-Губе передернуло. Он вскинул голову. Глаза его полезли из орбит. У кустов, куда скрылся Махмуд, стояли пятеро автоматчиков. От них отделился невысокий, в ладно сшитом белом полушубке офицер. Держа автомат наготове, пошел к полковнику. Остановился в трех шагах, заинтересованно предложил:
— Продолжайте. Ну-ка, дернули!
Осман-Губе, загипнотизированно глядя в черный зрачок автоматного дула, рванул полы в разные стороны. Внизу чуть слышно треснуло, и… ничего.
— Ни хрена, — с удовлетворением зафиксировал Аврамов. — По спецзаказу для вас сработано, господин полковник. Пуговица — железная, крашеная, пришита намертво шелком. Ну-с, будем знакомиться. Полковник Аврамов, офицер для особых поручений при генерал-лейтенанте Серове. Вы, Осман-Губе, мое особое поручение еще с сорок второго. — Подался вперед, негромко хлестнул командой: — Встать!
Осман-Губе поднимался на санях, придавленный чудовищным, безнадежным бессилием: его, старого разведчика, провел дикарь. Надо было стрелять в туземца после первой лжи. Захлебываясь в селевом наплыве страха, все же ворохнулся полковник сыграть негодование:
— В чем дело? Я офицер НКВД из Дагестана, направляюсь…