Я вздохнул. Три часа дня. Надо расстаться с У и вместо него поговорить с матерью Сергея Антошина. Может быть, это не так интересно, но, увы, нужнее.
Она опоздала ровно на двадцать минут. Наверное, сонливость у них чисто семейная черта. Как, впрочем, и редкое умение всегда чувствовать себя правым. Она решительно бросила на стол сумку.
– Что будем делать с Сергеем? – строго спросила она меня, садясь без разрешения и закуривая.
– Не знаю, – честно признался я.
– Вы классный руководитель, – веско сказала товарищ Антошина, – вы должны знать.
«Сейчас добавит „вам за это деньги платят“, – подумал я. – И я, покраснев, буду лепетать, что платят, увы, не так уж много».
Мне стало стыдно. Должен знать – и не знаю.
– Понимаете, Сергей парень толковый, – сказал я, – несмотря на отвратительную успеваемость. Или скажем так: несмотря на прекрасную неуспеваемость, все преподаватели считают его не лишенным способностей…
– Не вижу здесь ничего смешного.
– Я тоже. Я просто хотел подчеркнуть, что неуспеваемость у вашего сына какая-то нарочитая, что ли. Даже абсолютно ничего не делая дома, и то можно было бы учиться лучше, чем он. Мне иногда кажется, что он изо всех сил старается не вылезать из двоек.
Мать Антошина начала медленно багроветь на моих глазах. Резким, решительным движением она расправилась с окурком, раздавив его в пепельнице, и посмотрела на меня:
– Вы хотите сказать…
Я молча смотрел на нее. Я не знал, что я хочу сказать.
– Вы хотите сказать, что мой сын специально учится плохо?
– Не знаю, специально ли, но порой, повторяю, у меня такое впечатление… Какие у вас отношения?
– Отношения? – Антошина посмотрела на меня с неодобрительным недоумением. Какие, мол, еще могут быть отношения у матери с сыном? – Отношения у нас в семье нормальные.
– Вы наказываете Сергея?
– Отец, бывает, поучит. И я тоже. – В ее голосе звучала такая свирепая вера в свою правоту, что я начал понимать Сергея.
– Можете ли вы обещать мне одну вещь? – спросил я.
– Какую? – Антошина подозрительно посмотрела на меня.
– Не наказывать вашего сына. Понимаете, он в таком возрасте, когда…
– А что же, Юрий Михайлович, – она произнесла мое имя и отчество с таким сарказмом, что я готов был устыдиться его, – прикажете нам делать? По головке его гладить? Отец работает, я тоже, а он…
– Нет, я вас вовсе не прошу гладить Сергея по головке, как вы говорите. Просто… не бейте его.
– А мы его не бьем. С чего вы взяли?
– Вы же только что сказали, что отец, бывает, поучит. И вы тоже. Чем же вы его учите?
Антошина пожала плечами. Экие глупые учителя пошли, таких вещей не понимают!