Теренс Эшби служил в замке бог
весть сколько лет – он наверняка помнил Горов. Возможно, он был тем, кто
проводил к хозяйке девушку в пестром платье, если перепуганная Элейн
действительно видела убийцу, а не то, что мерещилось самому Райну в последнее
время. Он рассчитывал, что под ливрейной корочкой Эшби таится необузданное
трепло, и оказался прав.
Правда, начал дворецкий издалека:
сперва поведал ему о трех осадах, пожаре и десятке душегубств – и всё за
какие-то четыре сотни лет до убийства Горов. Вскоре Алекс знал, что и где
перестраивали, по какому поводу, и как звали трех каменщиков, в тысяча семьсот
первом году поднявших обвалившуюся крепостную стену за четыре дня. Леди
Каталина хорошо подбирала персонал. Алекс терпел. Эшби продолжал говорить.
Казалось, в этом сухоньком человечке поместилась вся история замка с первого
дня сотворения, и теперь его разматывало, словно огромную бобину, заполняя
пространство вокруг странно звучащими именами и заковыристой чепухой.
Диверсия сорвалась. Необходимость
следовать за Эшби отпала еще на лестнице, ведущей в восточное крыло – это было
около получаса тому назад, тем не менее, Алекс продолжал волочиться за ним,
выслушивая подробности очередного средневекового передела родовой власти с
использованием некоторого числа отрубленных конечностей, не считая пары голов.
В уме беспокойно крутились возможные варианты бегства, но все как один казались
неидеальными. Можно было сразу броситься с крепостной стены.
Еще через
полчаса старик притомился и перешел на более спокойный тон. Гости попадались
всё реже, пока и вовсе не иссякли – вместе с любопытными взглядами и
расшаркиваниями; замок вокруг притих. Эшби вывел Алекса на недавно
пригрезившуюся крепостную стену и остановился, гордо озираясь по сторонам. Судя
по паузам и чинному топтанию, он готовился к очередному монологу.
Повернувшись к Райну, старик
развел руками, сверкнув в воздухе шелковыми перчатками: – Добро пожаловать
домой.
Затем низко поклонился, и глаза
его лучились столь искренней привязанностью, что Алекс невольно сделал шаг
назад. Мажордом вернулся в исходное положение и, как ни в чём не бывало,
засеменил по стене, продолжая декламировать историю замка. В его дребезжащем
голосе звучал трогательный надлом:
– Вы должны знать, сэр, что
Астоун терпит лишь тех, кто ему по нраву. Прочие через неделю бегут в город
лечить мигрень. Но представьте, каково это – терпеть из столетия в столетие? Очень мучительно, правда ведь?
Алекс, оставшийся стоять, где
стоял, раздумывал тем временем, его ли это голова выворачивает мир наизнанку,
или местная популяция сплошь состоит из таких же самозабвенных психов.
Последнее не слишком бы его удивило.