– Доброе
утро, сэр, – сияющий Эшби встретил его у порога, и Ричард в очередной раз
подивился, что старик всё еще здесь. Несомненно, тот видит достаточно, чтобы сбежать
за тридевять земель. Но нет. Что ж, тогда и он здесь по праву: слабость к
порокам других – тоже порок.
– Завтрак будет подан через
пятнадцать минут, сэр, так распорядилась леди Элинор.
– Передайте
леди Элинор, что я не приду.
Загнав
поглубже слабость, Ричард взбежал по винтовой лестнице на четвертый этаж и
пробрался к дверям Виктории. Ключ хранился у Элинор, но ему удалось тайно
заказать дубликаты всех ключей в доме, что, несомненно, обрадует несчастную
Викки. Замок мягко щелкнул, и Ричард быстро проскользнул внутрь.
В комнате оказалось
светло, как днем, несмотря на опущенные гардины – все лампы были включены. На
полу валялись опрокинутые стулья и женские безделушки, искрами рассеянные по
ковру. На разворошенной кровати спала Виктория. Он робко приблизился к ее изголовью,
мучительно вглядываясь в осунувшееся лицо, ставшее почти бесцветным на фоне
синего шелка. На тонкой шее темнело несколько кровоподтеков. На мгновение
Ричарду померещились следы зубов, а не ногтей – и страх опять перерос в
ненависть. Окажись сейчас Элинор рядом, у него хватило бы сил придушить ее. «А
потом открыл бы окно, и обоих в ров». Викки слабо дернулась во сне.
Он встал на колени, заглядывая
под ее темные веки.
...Это их
жизнь. Скоротечная линия, разбивающаяся о старые стены. Только они трое знают,
что это значит. Калеки, бездумно плывущие по воле прихотей – в конце концов они
остались ни с чем, но и это не принесло им свободы. Ему нечего вспомнить, хотя
он с ранних лет проскользнул через узкую лазейку в мир взрослых. Тридцать два
прожитых года принадлежали кому-то еще, кого он лишь мельком видел в гладкой
поверхности антикварной мебели. Он что-то судорожно лепил внутри себя, чтобы
было на что опереться, но все растекалось, словно поднесенный к огню воск, –
когда она подходила слишком близко.
Он даже не мог спасти Викторию.
Но он знал, кого винить. Каталина
Рейнфилд, леди Чесбери, на глазах которой родилось и умерло четыре поколения их
рода, неизменный атрибут геральдической схемы – она верховодила в старом замке
и в жизнях тех, кого занесло в его стены. Теперь она мертва, но ее тень
по-прежнему мерещится в коридорах; воздух пахнет ее духами, женщина с зелеными
глазами безумствует в ее залах, продолжая сладострастно разрушать свое
королевство. Слабая надежда на то, что смерть разомкнет круг, обманула. Когда