А что мы могли сделать? Я не выбирала родителей. Сами нашлись. Да только на время. Зато Голдбергу нужна. Пусть он — собака, зато один за всех людей меня любит.
Да тоже сыщет сучку и смоется! — усмехнулась
Катька.
Он никогда не убежит! Верней его в целом свете нету никого! А ты чем дразниться, иди поешь! — позвала настойчиво и добавила: — Если мы с тобой помрем, кроме Голдберга нас никто не пожалеет. Даже закопать станет некому…
Значит, врагов нельзя терять. Эти не то мертвых, живьем рады урыть, — вздохнула Катька и, подойдя к столу, удивилась: — Это все ты притащила? Ну, лафа! С тобой не сдохнешь с голоду!
Ели девчонки с жадностью.
А ты знаешь, я сегодня отца видела. Он в трамвае ехал. Такой веселый, с той бабой своей. Раньше сердитый был. Теперь даже шарфа нет. Шею укутать нечем. Без шапки, без перчаток, а довольный. Может, потому что заботиться не о чем, меня не стало, мороки отошли? — спросила Катька саму себя.
А ты когда большой станешь, будешь детей себе родить? — спросила Зинка, покраснев.
Катька, услышав такое, поперхнулась, подавилась пряником.
Ты, че? У тебя крыша едет? — округлились глаза девчонки. Она заорала так, что Зинке вмиг расхотелось есть. Она вобрала голову в плечи, почти не дышала, боялась вставить слово. И тут не выдержал Голдберг. Вылез из-под стола, ощерил клыки, рявкнул угрожающе, двинулся на Катьку. Та вмиг умолкла. Зинка уговорила пса успокоиться.
А я когда вырасту, стану чьей-то мамкой. Если доживу. На елку буду водить, конфеты приносить…
Дура ты, толченая! Мамкой стать захотела она! Пузо набить тебе любой мудак сумеет. Вон Чирий — говно вонючее, а сколько девок от него аборты сделали! Они что, дурней тебя? Кто теперь рожает? Только новые русские или мафия! Другие и не думают. Сами кое-как дышат!
И не бреши! У нас соседка ребенка родила. Без дядьки! Сама себе! Чтоб жить нормально. Так и сказала, что теперь в ее жизни смысл есть.
Забот у ней не было! Если б в голоде дышала, про ребенка не подумала!
Постой! Но и нас с тобой родили! Не враз возненавидели! Меня из-за котлет прогнали! За Голдберга!
Не вешай лапшу на уши! При чем пес? Надоела ты им. Тяжко теперь жратва дается. Ты же последнее собаке отдавала. Может они эти котлеты себе оставили пожрать. Тут-то и сработало! Они — в дом, а ты — псу! Сама ни хрена не принесла! Считай, как выкинула! Своих не жравши оставила! И я тебя вышвырну, коли лучшее станешь кобелю отдавать! Доперла? — спросила Зинку.
Ты сегодня ничего не принесла! За что кричишь? Я из твоего не буду кормить Голдберга. Сама ему принесу, — шмыгнула носом Зинка.