– Ты лучше всех, Пол! Теперь мы все будем очень, очень счастливы!
– А ты не покинешь нас, Эллен? – пытливо спросил Пол, глядя на сестру.
– Я?.. – залилась краской Эллен.
– Да, ты. Тебе двадцать лет, ты хороша собой… Долго ли ты проживешь с нами?
– Всегда, Пол. Я никогда не выйду замуж, я слишком люблю тебя и маму, – тихо сказала Эллен и вышла из комнаты.
Пол пошагал еще и спустился в столовую. Миссис Тельсид вышивала у лампы, Эллен с книгой сидела в углу.
– Мне надо поговорить с тобой, мама, – сказал он угрюмо.
Глаза миссис Тельсид с готовностью налились слезами.
– Да, Пол, да! И мне тоже нужно поговорить с тобой непременно. Миссис Хэтчинс сказала…
– Опять эта старая ханжа…
– Эллен, иди к себе, – приказала мать. Эллен испуганно вскочила со стула и исчезла.
– Ты не должен говорить так о миссис Хэтчинс, она святая женщина. Сегодня утром она сказала мне: господь карает неверующего в детях его. У отца-безбожника сын – игрок! Суров, но справедлив господь наш!..
– Она выжила из ума, твоя миссис Хэтчинс, – устало и сердито сказал Пол.
– Нет, Пол, нет! Она святая женщина и говорит святую правду! И все так говорят: и миссис Смолл, и миссис Хикс, и миссис Руби…
– Довольно об этом, мама.
Они замолчали. Худые, длинные пальцы умоляюще легли на его рукав.
– Забудь, Пол! Забудь о безбожном Севере, о грешной Европе, о дешевой мирской славе! Живи с нами, ошибки молодости забудутся и простятся.
– Какие ошибки, мама?
– Ты сам знаешь, какие. Открой здесь контору – и получишь успокоение и приобщишься благодати.
Он сухо усмехнулся.
– Открою, мама. Я уже говорил тебе, что открою контору, ведь денег у меня нет… Открою контору, буду вести чужие дела… и… и все.
Он встал.
– Кстати, мама, – сказал он чужим, безразличным голосом. – Я не женюсь на мисс Мэй Аллисон.
Сегодня я вернул ей ее слово.
Он быстро вышел, поднялся по скрипучей лестнице и лег на кровать. Теплые сумерки окутывали дом, шумно ссорились щеглята в саду, оспаривая друг у друга ночлег.
«Все пройдет, – думал Пол. – Пройдет и это…»
Он был один.
* * *
Первый этаж старого дома на Роял-стрит был радикально перестроен. Большая светлая комната выходила дверью и окнами на улицу. За ней была вторая, поменьше. Винтовая лестница, прорубленная в толще стен, связывала новые две комнаты с верхним, жилым, этажом. На улице, возле двери, была прикреплена красивая медная пластинка с выгравированной надписью:
>ПОЛ ЧАРЛЗ МОРФИ
>Атторни ат-лоу
Последние слова обозначали, что носитель этого титула является ученым юристом, допущенным в суд и правомочным совершать все юридические процедуры, предусмотренные законом.