И вот все мерки, какие нужно, установлены, однако, конечно же, никто не собирался шить Якобу костюм по мерке. Ни одному служащему гранд-отеля не шили костюмов, никому бы даже во сне не взбрело на это рассчитывать. Каждый довольствовался тем, что ему выдадут, а поскольку над этим трудились четыре толковые женщины, никто не сомневался, что работа будет выполнена как следует и в этом не стыдно будет показаться на люди. Лишь немолодые сотрудники, повидавшие свет и потому занимавшие важные посты, имели собственные костюмы, месье Фламэн или, к примеру, старший администратор отеля, который успел поработать в Каире, Париже и Лондоне.
Госпожа Адамович удалилась в гардеробную, откуда вскоре появилась с обычной официантской одеждой: черным фрачным костюмом, рубашкой, жилетом, белой крахмальной манишкой. Порядок, царивший в гардеробной, позволял госпоже Адамович, которая всегда помнила, где что лежит, быстро найти нужное. Она повесила на спинку стула предметы одежды, подходившие Якобу по размеру, и чуть отошла назад. Тем временем работница, заносившая мерки Якоба в книгу, вернулась на свое рабочее место и принялась вынимать булавки из кромки платья, которое было разложено у нее на коленях и спадало до полу.
Госпожа Адамович попросила Якоба примерить вещи, и он принялся раздеваться. Госпожа Адамович отвернулась, а три ее работницы больше не отрывали глаз от работы, как бы оставив Эрнеста и Якоба одних в комнате. Якоб раздевался, а Эрнест на это смотрел. Госпожа Адамович, к которой Якоб тактично повернулся спиной, смотрела в сторону Эрнеста, однако этот взгляд его не смущал. Что особенного могла она усмотреть в молодом человеке, глядящем на другого молодого человека, который ничем не отличается от его собственного отражения в зеркале, ведь он сам иногда тоже раздевается? Каким бы талантом она ни обладала, влезть в шкуру другого, прочитать его мысли она не могла. Его лицо было абсолютно невозмутимо.
Якоб расстегнул рубашку, снял ее и бросил на стул. На нем была подштопанная нижняя рубашка в мелкий рубчик с рукавами до локтя. Он нагнулся, присел на корточки, развязал шнурки, снял черные ботинки и поставил их под стул, на который складывал вещи. Выпрямляясь, он провел правой рукой по волосам, так что короткий рукав нижней рубашки задрался и обнажил плечо. Рука была стройной и мускулистой, хотя Якобу был непривычен физический труд. Он расстегнул ремень и брюки. Вынул ремень, отчего раздался щелчок, после этого обеими руками стянул брюки сзади и, спустив их до колен, поднял правую ногу, наклонился, потянул штанину за отворот, показалось колено, икра, лодыжка, а затем и стопа. Точно так же он снял другую штанину, так же снимал бы брюки и Эрнест, как делал это каждый мужчина в подобном положении, так что Якоб занимался самым обыкновенным делом. Но Эрнесту все в Якобе казалось особенным.