— Ну же! — крикнул он босякам.
Старший из рябых прислужников — Латип, побольше и побезобразнее, топтался на месте, засучивая лохмотья выше локтей. Ворчание вырвалось из его груди:
— Сейчас, хозяин мой, сейчас, господин Хаджи Акбар.
При этом имени в глазах пришельца заиграли уже совсем дикие огоньки — не то ярости, не то веселья, и он, еле сдерживаясь, шагнул вперед.
Весь гонор слетел с Прыщавого. Он мгновенно вобрал в себя брюхо и, пятясь назад, жалобно заскулил:
— Латип! Хромой! Что же вы?
Пришелец презрительно отмахнулся от подскочившего Латипа и сказал:
— А, ты и есть сам почтеннейший Хаджи Акбар. Что же ты боишься назваться, господин Хаджи Акбар? Или ты забыл Мекку и Стамбул, господин Хаджи Акбар!..
— А, — хрипнул толстяк.
На лице его появилось выражение растерянности и недоумения. Глазами он сделал знак, и протянутые уже к плечам пришельца лапищи слуг опустились. Босяки недоуменно переминались, чавкая ногами в зеленой навозной жиже.
— Вон, — рявкнул Хаджи Акбар на своих вышибал. — А, ты еще здесь?! — Он поднял проворно из грязи осколок кирпича и запустил его в собаку. Пес взвыл от боли.
Прыщавый повернулся к страннику:
— Мир тебе, странствующий и путешествующий. Пожалуйте в наше обиталище, о вместилище добродетелей. Прошу, пожалуйте, почтенный гость.
Поразительно изменились при словах «Мекка и Стамбул» тон, манеры, выражение лица Хаджи Акбара. Он просто захлебывался, расточал любезности, не замечая, что изысканные и напыщенные выражения, подобающие только двору какого-нибудь азиатского князька, казались неуместными посреди этой грязной, вонючей лужи, окаймленной полуразвалившимися хибарками с растрепанными камышовыми кровлями. Яркие краски заката потухли. Павлин свернул свой пышный хвост. Все погрузилось в серые тона.
Незнакомец сухо сказал:
— Значит, это Павлиний сарай?
— Да, — подобострастно проговорил Хаджи Акбар.
— Караван-сараи славятся гостеприимством, — губы незнакомца покривились, — а мы целую вечность стоим в грязи.
— О всевышний! — засуетился Хаджи Акбар. — Да что со мной? Соблаговолите, о опора благочестия и заступник верующих перед престолом бога! Мы вас так… те… ждали и только наша несусветная тупость не позволила нам признать ваши досто…
Недосказанное слово застыло у него на языке. Ошибся или нет Хаджи Акбар, но глаза путешественника силой внушения предостерегали кого-то за его спиной. Прыщавый обернулся. Он поразился и вконец расстроился. Почему мог делать сеид, потомок пророка, блюститель исламского благочестия, какие-то заговорщические знаки глазами презренному гяуру — неверному урусу.