попроще, и с неё не спросят.
Октябрь без обсужденья и речей
обменивает золото на проседь,
переходя в предзимие, в ноябрь.
Пора крестом вязать кашне… Забытый
лежит твой крест. Зовёт. Молчу. Но я
предтеча наступающих событий.
…всяк пияй от воды сея
вжаждется паки…
Ин. 4, 13
Они тебя не ждут. Они с тебя взыскуют.
Ты – жаждешь. Тет-а-тет поэту – в холостой.
И даже у реки (в водах пейзажа скудно)…
И в небе голубом не слышно голосов
пророческих. Внутри! Где то мороз, то жарко…
Где – жаждется, и мал великий океан…
И только Дух один выдёргивает жало,
застрявшее в груди и горле… Покаян
твой будет глас, поэт. Но жажди, но не пробуй
из лужицы… Зажми меж рёбрами стило,
где бьётся высоко, проваливаясь в пропасть,
и – заново вся жизнь – за так, и – поделом.
28, 29 октября
…Перепутать птичку просто,
как оранжевый цветочек,
поклевать подбросить проса
и вспугнуть взлететь цепочкой,
зацепившейся за ветви,
ветерок, воздушный облак…
Мы ж летим в иную область
в направлении заветном…
Залетевши в городочек
чуть поменьше Ярославля,
в захолустный коробочек,
что отважен был… Расслаблен
этой осенью недетской,
этой долею сиротской…
Никуда ему не деться
Попугаю… Град сорочий…
Монастырь. Картошки клубни,
и навоз, и поздний цветик.
И – «потом»… И верить глупо,
что ему – другое – светит…
Другое… С каретой, с ландо,
с экспрессом под толщей пролива
(La Manche)…
Посмертно – с ладонь
твой дар. Где маршрутами линий
меня уводить не устал —
в своё, человечье, живое…
Звериное. Требный устав,
какой не озвучить устам,
в каком – безымянная – воля.
Малоярославец—Москва, 29 октября
Я вижу – ты спишь, и во сне
ты молод и даже бесстрашен…
Я ж маюсь в бессонной возне
и нового вечера стражду…
Но этот хочу пропустить.
Что окрику прок и порука?
Чубушника слышат кусты,
какая бывает проруха…
И та цветоносная ночь,
и космос, открытый и хрупкий,
немедленно сходятся в ноль,
ломаются веточки с хрустом…
Что ж, друже, и дальше смотри
всемирные хроники… Трудно
за выкриком – ангелов трубы
расслышать. Не любо – сотри.
30 октября
Е. Н.
Бесплотней мотылька, внимательнее кошек,
смотрящих точно в цель.
Затёрта как калач, но чувствуешь и кожей
прозрачной… На овце
такая мета есть – печать любви и жертвы,
без вымышленных слов.
О бабочка моя, кто выдолбит то жерло,
каким уходит зло?!
Г.
Сплетая ленточки, развязываешь в жгут
закрученный сюжет,
не свой. Но прикасанья – жгут
и родственны уже.
И встраиваясь в ритм чужого полотна
плетенья, исподволь,
открытою душой способна подлатать,
и об руку – под волн
накаты (так пловец, послушный до конца,
осиливает шторм)…