В девять часов вечера Куинн сидел в кабинете шерифа, и они ждали, чтобы оператор соединил их с Чарли Фезерстоуном. Когда телефон наконец зазвонил, Ласситер сказал:
— Я в таких разговорах не мастак. Давайте вы.
— Но это не моя обязанность.
— Вы знали его мать, а я нет. Возьмите трубку.
— Хорошо, — сказал Куинн. — Но тогда выйдите.
— Это мой кабинет.
— И ваш телефон.
— О Господи! — произнес Ласситер и вышел, хлопнув дверью.
Куинн снял трубку.
— Алло.
— Да.
— Мистер Фезерстоун?
— Да. С кем я говорю?
— Моя фамилия Куинн. Я звоню вам из Сан-Феличе, Калифорния.
— Слушаю вас.
— Боюсь, у меня плохие новости, мистер Фезерстоун.
— Неудивительно, — произнес Фезерстоун с плаксивой интонацией нытика. — Хороших новостей я из Калифорнии не получаю.
— Ваша мать умерла сегодня.
Ответа не было долгое время.
— Я ее предостерегал, — сказал Фезерстоун наконец, — я говорил ей, что нельзя так бездарно тратить силы и здоровье. Она же за собой совсем не следила!
— Ваша мать была здорова, мистер Фезерстоун. Ее отравили.
— Что? Что вы говорите?! Отравили? Мою мать? Как? Кто это сделал?
— Подробности мне пока неизвестны.
— Если в этом виноват их мерзавец Учитель, я разорву его собственными руками!
— Он к отравлению непричастен.
— Он ко всему причастен! — Фезерстоун кричал, переводя, сам того не замечая, горе в ярость. — Если бы не он с его бредовыми идеями, она жила бы сейчас среди приличных людей!
— Ваша мать делала то, что хотела, мистер Фезерстоун. Служила людям.
— И они были настолько признательны, что отравили ее? Впрочем, из того, что я об этой общине знаю, ничего удивительного! Да, ничего удивительного! Почему я ничего не предпринял, когда получил ее последнее письмо? Я должен был заподозрить, я…
Он наконец разрыдался. Куинн слышал, как его утешает женщина: «Чарли, пожалуйста, не терзай себя, ты сделал все, что мог, ты ее умолял! Чарли, прошу тебя…»
— Мистер Фезерстоун! — сказал Куинн через некоторое время. — Вы меня слушаете?
— Да. Я… продолжайте.
— Она перед смертью назвала ваше имя. Наверное, вам нужно это знать.
— Нет! Не хочу я ничего знать!
— Простите.
— Она была моей матерью. Я хотел ей помочь, но ничего не мог сделать, этот сумасшедший задурил ей голову. У других женщин тоже умирают мужья, но они все-таки продолжают ходить в туфлях!
— А когда вы получили от нее письмо?
— Их было два. На прошлой неделе, — сказал Фезерстоун. — Одно — от нее, очень короткое, что все в порядке. Другое — в заклеенном конверте, и его она просила отправить из Эванстоуна.
— Она как-то объясняла свою просьбу?