- Мы тигра видели. И медведей, - как-то очень по-детски говорит Хал. Он почему-то всегда робеет перед Филатовым.
- Главное, чтобы не черта, - серьезно скрипит тот.
- Типун вам на язык, - злится Ник и указывает на круг с буквами. - Это вы написали?
- Что? А… Нет, не я.
- Тогда кто?
- Не знаю. Сейчас много всяких развелось… писателей. Ладно, ребятки… - Филатов взмахивает вилами. - Через Баумана не ходите, я там компанию веселую видел. Ломают двери Госбанка. Серьезные люди.
- А вилы вам зачем? - спрашивает Эн.
- Что? Так, нашел просто. Вроде крепкие еще, - Филатов со звоном пристукивает вилами об асфальт. - Может, пригодятся. Ну, счастливо!
Он резко поворачивается и исчезает в кустах на другой стороне улицы.
- Пошли и мы. - Ник еще раз бросает взгляд на загадочную надпись и решительно шагает прочь от Дома Кекина.
Хал и Эн устремляются за ним.
- По Дзержинского двинем, - предлагает татарин и добавляет: - Не люблю я этого хмыря, блин.
- Почему? - спрашивает Эн.
- Скользкий. Как мыло, блин.
Мимо Черного озера, где некогда находилось республиканское КГБ, а еще раньше - НКВД, друзья проходят уже в сумерках. Низина, в которой раньше было само озеро, а точнее, небольшой пруд, превратилась в сильно заросшее рогозом болото. Над темными силуэтами домов по другую сторону пламенеет тревожный закат. С севера на него наползает огромная туча.
- Дождь будет, - констатирует Хал.
- Давайте быстрее, нам еще топать и топать. - Ник затравленно оглядывается. - Черт, все время кажется, что кто-то за нами идет.
Эн тут же начинает вертеть головой.
- Где, где?
- В Караганде, блин! - Хал суживает глаза. - Может, бегом?
- Давай - до Джалиля!
Памятник Мусе Джалилю, поэту, казненному в немецкой тюрьме Маобит во время войны, стоит возле самого Казанского Кремля. Сорвавшись с места, друзья, тяжело топая, бегут по улице Дзержинского, сворачивают на Миславского, огибают «Бегемот» - огромное, занимающее целый квартал здание, в котором находился республиканский краеведческий музей и масса офисов разных организаций - и на подгибающихся от усталости ногах уже не выбегают, а буквально выплетаются на площадь перед Кремлем.
Солнце закатывается за Услонские горы на другой стороне Волги. Небо там еще хранит его отсветы, но над головами путников уже зажигаются первые звезды. Впрочем, гореть им остается совсем недолго - туча, замеченная Халом, расползается, растет, пожирая небосвод.
Каменный Джалиль, вырывающийся из тугих витков колючей проволоки, почти скрывается во мраке. Через площадь от него сереет некогда белоснежная Спасская башня Казанского Кремля.