— Эти пойдут на Дрвар или на Козару.
Как-то летом на второй год войны среди посетителей трактира, тех, с аэродрома, большое беспокойство вызвала весть о том, что к партизанам перебежали пилоты и механики с двух машин.
— Вот черт возьми! — вырвалось даже у молчаливого трактирщика. Вскоре еще большее возбуждение вызвала новость, что один из пилотов, Руди Чаявец, раненый, вынужден был сесть на территории, занятой четниками, где его схватили и передали властям, а его механик Язбец ускользнул от преследователей и спрятался где-то поблизости.
— А я ведь из тех мест и знаю каждый дом, — впервые во всеуслышание заявил трактирщик. — Если я его не найду, плюньте мне в лицо.
Проговорив это и показав всем свои пронзительные зеленые глаза, Марко с тех пор больше не умолкал и не опускал глаз. Целый день он созывал и собирал людей из своего села, о чем-то с ними уговаривался и раздавал поручения. Теперь он частенько выходил из-за стойки и семенящей походкой, коротконогий, исчезал со своими людьми за трактиром.
Тощая тетка Марта заволновалась и принялась уговаривать его:
— Марко, успокойся и не ищи Язбеца. Зачем он тебе?
Трактирщик лишь поводил своими неприятными зелеными глазами и отворачивался от нее.
— Не вмешивайся в мужские дела, что ты в этом понимаешь?
— Успокойся и не ищи Язбеца, говорю я тебе, — упорствовала тетка.
Но упрямый трактирщик пошел в свое село, пробыл там несколько дней, а когда вернулся, вместе с ним пришла и молва:
— Поймали Язбеца. Марко его разыскал.
В этот же день вечером Марко, торжественный и гордый, собирался выйти к гостям в своем трактире. С трепетом ожидал он удивленных взглядов, аплодисментов и поздравлений. Сначала, конечно, эти, с аэродрома, один за другим будут подходить и пожимать ему руку, а потом… потом он, окруженный толпой, начнет свои рассказ — долгую и важную историю о том, как он поймал и передал властям Язбеца.
Марко спустился со второго этажа в темный коридор, открыл боковую дверь и на миг остановился, ослепленный светом. Итак, вот он, этот первый шаг в славу, полный сияния — попросту слепнешь и ждешь, когда первые дружные аплодисменты тебя выхватят и пробудят.
Он стоял, ждал. Ничего! Тишина.
«Наверное, меня еще не заметили», — догадался он, шагнул дальше — и опять тишина. Шаг, второй, третий. Тишина вокруг расступалась, словно вода, и пропускала его меж умолкших людей, которые ему и слишком поспешно, и слишком готовно уступали место.
Так он прошел за свою стойку, но и здесь его встретила и окутала тишина. Никто не подошел к нему, ни о чем не спросил, не выказал любопытства.