Он развел руками. Отец Маньяни тотчас подсказал:
— Смылась.
— All right!
Отец Маньяни сосредоточенно нахмурился:
— Вот это вызывает беспокойство… но, пожалуй, и объясняет появление в Париже Тоби Паркера.
— Значит, как мы и предполагали, выставка алмазов — не единственный повод для его визита. У него в Париже еще встречи. Вы знаете «Белое верховенство»?
— Только по названию.
— Мы думаем, что Кароль Фриман их глава. Эти экстремисты выступают за восстановление западного общества в белой и христианской Америке. Они требуют обязательного религиозного образования в школе, надписи десяти заповедей в судах и мечтают снова установить расовую сегрегацию, если это потребуется, силой.
— В общем. Ку-клукс-клан.
— Но намного более опасные. «Белое верховенство» вербует своих членов среди элиты: врачей, инженеров, ученых… Они опираются на желание вернуться к традиционным ценностям, восхваляемым ультраконсервативным флангом Рейгана и Буша. Но им всегда не хватало источников финансирования. И тут возник Тоби Паркер… Он, по слухам, обеспечивает им финансовую поддержку и значительную — в средствах массовой информации.
— Но для чего встречаться в Париже? — спросил священник. — И главное, какая связь с «Мюзеумом»?
Они долго стояли у ограды Ботанического сада, где выстроились в ряд десятки автобусов телевидения с тянущимися к небу параболическими антеннами. Разговоры репортеров вполголоса выдавали лихорадочную бессонную ночь ожидания. Наши собеседники встали так, чтобы их не услышали эти чересчур любопытные наблюдатели.
Внушительные здания «Мюзеума», словно величественные театральные декорации, высились в сумраке.
— Почему Париж? — переспросил Осмонд. — Вероятно, потому, что здесь менее рискованно, чем в Соединенных Штатах… и потому, что это позволяет им утвердить превосходство американской цивилизации над «старушкой Европой».
— Они, наверное, пользуются Парижем как витриной… символической кончины? — предположил астрофизик.
И, словно во вспышке молнии, Питер вновь пережил свое блуждание по галерее палеонтологии несколько дней назад. Эти жуткие экспонаты, эти искажения природы, которые плавали в банках…
— Витрина! — вскричал Осмонд. — «Мюзеум» — витрина! Теперь я знаю, что прав!
И так как отец Маньяни не понял внезапного всплеска энтузиазма американского ученого, тот счел своим долгом объяснить ему свою теорию.
И тогда двое коллег пустились в страстный разговор, сопровождаемый энергичными жестами, иногда останавливаясь, чтобы подумать, потом снова продолжая путь, и каждый дополнял мысли, высказанные другим.