— И когда разыграется новая драма, вы не сможете мне сказать, что я вас не предупредила… Нет, вы уже не сможете так сказать… — проговорила она, вперив в нее почти угрожающий взгляд.
Чувствуя, что теряет последние силы, Леопольдина воскликнула «Ой!», показав пальцем в пространство за спиной Югетты, та осторожно повернулась. Леопольдина воспользовалась этим, проскользнула к двери и попятилась в коридор.
— Спасибо за все, что вы мне рассказали, Югетта. Но теперь я должна вернуться к работе.
Югетта, кажется, пришла в себя.
— Это от чистого сердца, Леопольдина, — выдохнула она и обескуражено улыбнулась. — Я люблю делать людям добро, вы же прекрасно знаете.
Как бы успокаивая ее, Леопольдина махнула ей рукой и сбежала по лестнице. А Югетта Монтаньяк несколько секунд подумала, положила противогаз на место и пошла в сторону туалетных комнат.
Первым, что заметил Питер Осмонд, была бледная полоска света, которая струилась из приоткрытой двери. В недоумении он и отец Маньяни в едином порыве поспешили в лабораторию.
Чашки для культуры микробов были открыты и купались в ультрафиолетовом свете. Все пробы исчезли. В приступе дикой ярости Осмонд схватил какую-то колбу и в сердцах швырнул ее о стену. Стекло разлетелось на тысячу осколков.
Подавленный отец Маньяни стоял перед сейфом: пусто. Метеорит исчез.
— God damn! — завопил Осмонд и грубо выругался.
Он склонился над дверью: ни единого следа взлома. Осмонд выпрямился, с большим трудом сдерживая себя.
— Подумать только, я доверился вам… Ну и кретин же я!
— Питер, вы ошибаетесь. Я сам решительно потрясен…
— Избавьте меня от вашего… притворства! Почему вы опоздали на собрание?
— Я застрял в пробке…
— Естественно! И вы были уверены, что сделаете свое грязное дело спокойно, поскольку меня послали туда. Поздравляю, отец Маньяни! Ваши начальники будут гордиться вами!
— Это абсурд, я…
Осмонд усмехнулся. Ему было стыдно, что он позволил одурачить себя, словно какой-нибудь дебютант.
— Абсурд, of course…[41] То, что исчезли доказательства, которые сводят на нет вашу веру, — это абсурд? Можно подумать, что такое впервые! Я прекрасно знаю, что вы, служители Церкви, готовы на все, чтобы спасти своего Бога. Вы не сжигаете больше людей на кострах, но довольствуетесь тем, что мешаете им говорить правду.
Отец Маньяни, не дрогнув, запротестовал:
— Нет, Питер. Враг вам — не я! Не я и не моя Церковь!
— Но вы не будете отрицать, что все совпадает. Мы наконец получили доказательство, что библейские сказания о сотворении мира — всего лишь набор глупостей, и мы могли бы сказать Паркеру и его сподвижникам: «Вот теперь заткнитесь!» И — бац! — доказательство исчезло!