По неписаным, но всем известным “правилам погрома” одна из сторон должна находиться в положении жертвы претерпевающей и не сопротивляющейся. Книга изобилует примерами того, как властями целенаправленно подавлялись попытки жителей местечек организовать самооборону. И понятно, почему. Наличие сил самообороны превращает ситуацию в симметричную, уподобляет ее ситуации войны, вооруженного, силового противостояния сторон. Это — нарушение правил погрома как особого института. Во всех описанных в книге случаях вооруженного сопротивления погромам (со стороны самих обывателей или приходящих им на помощь и защиту дружин, отрядов) можно видеть, что это разрушает ситуацию погрома. “Правила погрома”, как это видно из материалов книги, принадлежат к общекультурному запасу отечественного социума. Они так или иначе внятны всем — от высшей власти до самих жертв, которые этим правилам достаточно часто подчинялись.
(На этом основаны многие обвинения и самообвинения евреев в овечьей покорности и пр.) В порядке бунта против этого многие еврейские молодые люди уходили в армию, чаще всего — в Красную, становились там храбрыми бойцами и командирами. Но их уход из ситуации погрома не менял самой ситуации. Вот те дружинники или участники самообороны, которые решались на ответные действия или на превентивные оборонительные меры там, на местах, ломали ситуацию — и это приносило успех, покуда не вмешивались власти, которые, как сказано, стремились их разоружить, распустить, запретить.
Для создания ситуации погрома, иными словами, для запуска социальной программы погрома нужны особые инициальные действия. Пусковым механизмом, как правило, является пересечение законной черты, нарушение закона обычной жизни кем-либо, кто более других годится на эту роль. Недаром в очень многих описаниях городских “больших” погромов отмечается, что в первых рядах шли уголовники, иногда специально выпущенные из тюрем. Им, в отличие от остальных обывателей, идущих за ними, не впервой нарушать закон, нарушать даже тогда, когда за это грозит ответственность. Они совершают первые погромные действия, своим примером показывая другим, что наказания за это не будет. В “малых” погромах, которые и описаны в основном в этой книге и в ходе которых было совершено основное количество массовых злодеяний, в роли инициаторов чаще всего фигурировали либо “солдаты”, либо “бандиты”. Эти люди отличались от обывателей (которые далее подключались или не подключались к погрому, но почти никогда не противодействовали ему) тем, что, во-первых, были привычны к насилию, во-вторых, были пришлыми со стороны, чужими для громимых. Характерными участниками городских погромов оказывалась еще одна категория — это крестьяне из окрестных деревень. Они приезжали специально к моменту погрома, чтобы поживиться имуществом громимых. Но часто этот меркантильный мотив смешивался с другим, чисто агрессивным и деструктивным. Они активно участвовали в разрушениях и поджогах, а нередко и в насилии, убийствах. Впрочем, различие между вернувшимися с войны солдатами, бандитами и крестьянами — это зачастую различие в том, как их опознают и в какой роли обнаруживают потерпевшие, свидетели или составители описаний.