Нет, это не он. Это другой! Светлана закрыла глаза, будто силясь вызвать из глубин памяти прежний, знакомый образ. Нет, не получалось.
Надо остановить его. Прекратить бойню… зачем эта жестокость? зачем лишняя кровь? Все само собою образуется, надо только переждать. Слова чуть не сорвались с ее губ.
Нет! Она не имеет права упрекать его. Не имеет! Она должна помогать ему, быть опорой, поддержкой. Или уйти прочь, не мешать. Все остальное — это палки в колеса несущейся колеснице. Тяжко тянуть одному, да еще в гору. А он тянет. Превозмогая все, тянет!
Она приоткрыла глаза.
Иван стоял у окна и смотрел в небо, смотрел так, будто видел там того, кого не видят иные.
Дил Бронкс, опомнившись и более или менее придя в себя, первым делом спросил у Таёки:
— Где мои парни?
— На том свете! — ответила Таёка и со всей силы врезала своей крохотной ладошкой по черной и припухшей правой щеке. — Копы их всех положили на месте, ясно?! — Она ударила другой рукой по левой щеке. — Твои авантюры дорого обходятся, понял?!
— Понял, — Дил Бронкс жалко улыбнулся.
Таёка успела сосчитать — трех зубов не хватает, и бриллианта тоже. Она в сердцах стукнула муженька кулачком в лоб. Заплакала.
— Ну хватит меня уже бить! — не выдержал Дил и тоже зарыдал. — Все бьют, понимаешь! Только очухаешься — сразу, хлобысь по морде!
— Заслужил — получай! — деловито ответила Таёка, и наотмашь хлестанула справа налево, потом слева направо — по щекам! по щекам!
Дил приподнял огромные черные ручищи, прикрылся. Еще не хватало, чтоб его прибила собственная женушка. Дил хорошо помнил, как она мутузила их с Гугом Хлодриком на Дубль-Бнге, как подвешивала их словно груши и колотила, хмель вышибала. Но там было за дело. Там можно было понять ее и принять побои, согласиться — по-справедливости. А сейчас-то за что?!
— Где Цай?! — спросил он, облизывая разбитые и опухшие губы.
— Откуда мне знать!
Дил Бронкс лежал прямо на черном пружинящем полу рубки, в своей десантной капсуле, той, что спасла их с Таёкой в последний миг, вынесла лихим конем из огня да полымя жестокой крейсерской атаки.
Жена стояла над ним и укоризненно покачивала головой. Теперь, когда жизнь мужа была в безопасности, маленькая и строгая японка могла отвести душу в назидательно-воспитательной работе. К ней-то она и изготовилась, предвкушая долгие часы вразумления и наставления на путь истинный.
Но получилось иначе.
— Он остался там! — Дил вскочил на ноги, будто не было бесконечных трех дней пыток, истязаний, битья, издевательств, трех суток без воды и хлеба, трех проклятых суток, тянувшихся век.