Послы Генриха-младшего прибыли вначале в Вильну, где договорились с Сигизмундом Августом о размерах приданого и о числе придворных будущей брауншвейгской герцогини, а брак по поручению был заключен в Варшаве, в Мазовии.
Принцессу вызвался сопровождать куявский епископ Ян Дрогойовский, уезжала с Зофьей и Сусанна Мышковская, камеристка королевы. И только она одна, к немалому удивлению Боны, прощалась с ней со слезами на глазах.
— Я была так счастлива в Мазовии, мне было лучше здесь, чем в Кракове. Я знаю, как Яздов и Варшава признательны светлейшей госпоже. Как жаль, что я не могу остаться здесь с вами…
— Да, жаль, — вздохнула королева. — Но виноградная лоза не прижилась на этой земле, и горьким было ее вино — так и жизнь моя стала здесь горькой без давних друзей, без придворных. Быть может, для тебя даже лучше, что уезжаешь отсюда, увидишь мир, возможно, тебе понравится двор этого прекрасного, как все говорят, герцогства. Да, знаешь… Я буду присылать к вам гонцов. Ты расскажешь мне всю правду, которую, кто знает, быть может, принцесса Зофья захочет от меня утаить. Ты напишешь, счастливы ли они. И каков этот Генрих, как будет вести себя в супружестве.
Единственная моя мечта — чтобы хоть одна моя дочь была счастлива…
На скромные свадебные торжества в Варшаву прибыл также и Август. Бона попыталась поговорить с ним о замужестве Катажины и Анны, ведь одну из сестер можно выдать за овдовевшего шведского короля. Но Август просил отложить разговор «на завтра», как не без злости подчеркнула королева.
Изабелла молила брата замолвить за нее слово перед Фердинандом, ей так хотелось сразу же после свадьбы сестры вместе с сыном Яношем вернуться в Семиградье. Но посланцы Вены, прибывшие на торжества в Варшаву, дали понять, что ни о возвращении Изабеллы в Венгрию, ни о выплате ранее обещанных сумм сейчас не может быть и речи.
И поэтому торжества по поводу бракосочетания Зофьи не были ни пышными, ни веселыми, да еще Бона не преминула напомнить сыну о своем отъезде в Италию, в Бари, хорошо зная, что он противится этому.
На следующий день вдовствующая королева и ее царственный сын с неприязнью расстались.
Переговоры об ее отъезде в Италию они продолжили через посланцев, ежедневно высылаемых Боной из Варшавы в Краков. Получив очередное весьма резкое письмо, Сигизмунд Август пришел в такую ярость, что повелел тотчас пригласить к себе краковского епископа Зебжидовского. Едва епископ переступил королевские покои, рассерженный Август бросился к нему:
— Я получил еще одно письмо из Варшавы! Королева-мать настаивает на отъезде в Бари.