Спасибо. Но я думала о другом. Разве нельзя издать указ о податях? — спросила королева, внимательно глядя на Бонера.
— То есть как это? Без согласия шляхты и сейма? — удивился тот.
— Да. До возвращения короля. Сейчас.
Бонер промолчал, но Джевицкий осмелился пояснить:
— Ваше величество, у нас без согласия сейма и шляхты никаких новшеств не бывает.
— Значит ли это, что король сам не может определять налогов и пошлин? — продолжала допытываться королева.
— Не может навязать их своим подданным, ваше величество.
— Ах так? Хотела бы я раз и навсегда узнать, чего еще не может польский король?
— Назначать самовольно наследника престола, вступать в брак без согласия сената, а также заново делить земельные владения в Короне.
— Хотя он при этом и верховный судья, и главнокомандующий и обладает правом назначать высших сановников, даже епископа и настоятелей?
— Таковы законы Речи Посполитой, ваше величество, — отвечал Джевицкий.
— Ну что же! Тогда увидит замок таким, каким его оста- вил. Казна пуста, пушек нет, часовня недостроена. О чем еще, кроме нашего здоровья, спрашивал король? — обратилась Бона к Зарембе.
— Он спрашивал про большой колокол, что отлит из трофейных пушек. По воле нашего государя колокол сей будет называться его именем.
— Его именем?
— Спрашивал, какая надпись будет выбита внутри колокола?
Джевицкий опередил ее с ответом:
— Принадлежащая перу находящегося среди нас поэта пана Анджея Кшицкого. Можно напомнить, коли угодно.
Кшицкий не заставил себя долго просить и продекламировал:
„Если ты, путник, найдешь, что велик я не в меру,
Скажи, разве я не под стать делам своего короля“.
— Надпись удачная, — признался Заремба. — Жаль только, что на польском языке.
Прибывающим в Краков из чужих земель она будет непонятна.
— Пан Кшицкий сочинил эти строки на языке Горация. — объяснила Бона. — Латинский текст начинается словами… Прошу вас, напомните, — обратилась она к поэту, и тот процитировал:
— Да, да, именно так, — подхватила Бона. — Колокол будет поднят на колокольню сразу же после триумфального прибытия короля в Краков значит, удастся выполнить пожелание нашего короля, — добавил епископ.
Поход был закончен благополучно, великий магистр дорого заплатил на нарушение Торуньского перемирия и признал себя побежденным. Когда-то принадлежавшая ему Королевская Пруссия с Мальборком не только осталась за победителями, но дальнейшее сопротивление вообще ставило существование Ордена крестоносцев под угрозу. Пришлось ему пойти на переговоры, и он выбрал путь, которого до последнего момента никто не предвидел. А пока что медлил, памятуя, что годы перемирия — это время и для размышлений, и для подсчета добычи и потерь.