С головой, набитой инструкциями, я затем отправился на симулятор, где должен был учиться тому, как сбрасывать авиабомбу с лазерным наведением. Мы собрались бомбить окрестности городка Китти-Хок.
Сама процедура сброса бомбы вызвала у меня массу вопросов. Как можно одновременно следить за четырьмя телеэкранами и совмещать перекрестия прицелов, если меня обычно начинает тошнить даже при разглядывании карты во время езды на обычной машине?
На это Грис совершенно беззаботным тоном ответил: «Если начнет укачивать, просто перестань прицеливаться и подожди некоторое время. Это поможет сосредоточиться». И все. На следующий день я собирался не просто «полетать» на F-15 — предполагалось, что я должен буду взять управление истребителем в свои руки, хотя до этого я не летал даже на «Цессне».
При взлете с аэродрома ускорение мало отличалось от того, какое ощущаешь, разгоняясь на «Феррари». Зато когда включился форсаж, началось нечто запредельное.
Мою голову со страшной силой пригвоздило к подголовнику, и я смог оторвать ее лишь тогда, когда мы прекратили набор высоты, легли на прямой курс и поравнялись с ведомым истребителем.
Ощущение фантастической скорости исчезло, о чем я сообщил Грису по интеркому. Лучше бы я этого не делал.
Он ударил по тормозам, самолет провалился к земле и полетел на скорости в 150 миль в час. Затем он врубил форсаж — бабах, и мы преодолели звуковой барьер! Все шло хорошо до того момента как самолет не полетел абсолютно вертикально вверх.
Ускорение в десять g вломилось в кабину на белом коне, и мои брюки буквально взорвались. Видеокамера, раньше весившая пять фунтов, неожиданно потянула на тридцать. Но мне уже было все равно. Мне было безразлично даже то, что мы поднялись с тысячи фунтов на восемнадцать тысяч всего за одиннадцать секунд, потому что я начал совершенно неуместным образом захлебываться собственной рвотой.
В утешение мне дали порулить. Когда за штурвалом сидел Грис, самолет летел безукоризненно прямо, но стоило взяться за штурвал мне, как он немедленно стал заваливаться влево и вниз.
В тревоге я дернул штурвал вправо, самолет резко задрал нос и набрал еще 1000 футов. Еще несколько таких маневров, и мой желудок попытался извергнуть пищу, съеденную на день рождения в возрасте девяти лет.
Лишь после того, как я приноровился управлять истребителем более-менее уверенно, наслаждение от полета стало перевешивать страх и тошноту. Буквально через пятнадцать минут я сделал «мертвую петлю», включил форсаж и даже полетал в формации из двух самолетов. Во всяком случае, мне казалось, что это формация.