Злоключения озорника (Хольц-Баумерт) - страница 65

Папа-то наверняка не будет против. А вот мама! Мама обязательно скажет, что эта профессия чересчур трудная. «У тебя, — скажет, — Альфи, гланды не в порядке, тебе нельзя в космонавты!» А в классе и в отряде я не хотел ничего говорить, чтобы кто-нибудь из ребят не решил тоже стать космонавтом. А то устроят конкурс, набежит много народу, и мне дадут отставку. И Петер, и Эрвин, и Бруно — очень крепкие ребята. А Петер к тому же председатель совета отряда…

На другой же день я спросил его:

— Ты кем бы хотел стать?

— Техником по телевизорам, — ответил он.

И он очень удивился, когда я сразу высыпал ему в руку чуть не половину леденцов из своего пакетика.

— Правильно ты решил, — сказал я ему, — давай старайся!

Эрвин сказал, что хочет стать пограничником.

— Вот здорово! — говорю я ему. — Но только закаляйся как следует. А главное — тренируйся всё видеть в темноте, чтоб потом у тебя никто не пробрался через границу.

С Бруно дело оказалось сложней. И вообще могло плохо кончиться. Он хотел стать лётчиком-испытателем. Ещё чуть-чуть — и он вздумает стать космонавтом.

Поэтому я ему сказал:

— Лётчик-испытатель — это очень опасная профессия. Вдруг ты свалишься с высоты сорок тысяч пятьсот метров?

Бруно только пожал плечами:

— Подумаешь! Я же возьму с собой два парашюта!

— А если оба не раскроются, что тогда?

Бруно наморщил лоб. Тут-то я его и прижал.

— А представь себе, — говорю, — вдруг забарахлит у тебя мотор или вспыхнет пожар? Или плоскость ни с того ни с сего отвалится?

Он в ответ только хмыкнул.

А я ещё добавил:

— Никогда не пошёл бы в лётчики-испытатели. Уж слишком опасная профессия. Ни за что! И тебе не советую. А чем плохо быть водителем такси, водолазом или клоуном в цирке?

Бруно сразу обозлился:

— Ещё что скажешь! «Клоуном в цирке»! Вот я сейчас тебе как дам! Нет, обязательно буду лётчиком-испытателем. А ты можешь говорить что хочешь!

Так. Значит, тут у меня вышла осечка… Хотя, говоря по правде, лётчик-испытатель — это ведь ещё не космонавт… И я сразу придумал себе целый план, как я буду тренироваться на космонавта. Только план у меня был очень сложный. И чего я только потом не вытерпел!.. Но труднее всего было научиться молчать.

II

Как я всё время молчал

Говорят, в космосе совсем тихо. А правда, чудно? Никаких звуков — ни птиц, ни радио, даже листики на деревьях и те не шуршат. Самое важное для космонавта — это чтобы у него нервы не сдали. Вот я и решил: буду три дня молчать. Пусть это станет моим первым испытанием. Я достал два кусочка ваты, засунул в уши да крепко закрыл окна, задёрнул занавески и сел посреди комнаты на стул. Сперва всё шло хорошо, и я уже подумал: «А совсем не трудно сидеть в тишине!» Несколько минут спустя у меня зачесалась нога. Потом в голове зажужжало, и откуда-то очень издалека до меня донёсся мамин голос: