— Джесси, Джеффри давал о себе знать?
— Да. Он позвонил и сказал, что на следующей неделе приедет повидаться со мной.
Джеффри с присущей ему чуткостью понял, что в городе Джессике нужно было остаться одной.
— Это пойдет тебе на пользу.
Джессика кивнула и ничего не добавила.
* * *
На следующее утро дверной звонок зазвонил в четверть десятого. Ее вещи были упакованы, и Джессика в последний раз мыла тарелки после завтрака, вполглаза любуясь видом из окна. Она хотела запомнить все, подождать еще часок, а потом уехать. Быстро. У нее было почти такое же чувство, как в то утро, когда она уезжала в колледж: старая жизнь сложена в чулан, новая — впереди. Она собиралась вернуться назад, но вернется ли? Ей казалось, что она уезжала не просто на лето. Может быть — навсегда.
В дверь позвонили, Джессика вытерла руки о джинсы и, откинув волосы с лица, побежала открывать, босая, в полурасстегнутой рубашке. В таком виде ее больше всего любил Ян. Настоящая Джесси.
— Кто там? — Она стояла у двери, улыбаясь, предположив, что к ней, по-видимому, решила заглянуть Астрид или Катсуко. Последнее прости. Но теперь она будет смеяться, а не плакать, как случилось в магазине.
— Инспектор Хоугтон.
Внутри ее все окаменело. Дрожащими руками Джессика отперла дверь и открыла. Радостное настроение улетучилось без следа. Впервые за несколько месяцев в ее глазах вновь промелькнул страх. Удивительно, как быстро он вернулся. Месяцы медленного возрождения пошли прахом после одного-единственного звонка.
— В чем дело? — Ее глаза были похожи на зеленовато-серую поверхность болота, а лицо превратилось в восковую маску.
— Доброе утро. Я.., гм.., это неофициальный визит. Я… Я нашел брюки вашего мужа на складе и подумал, что неплохо бы передать их вам и посмотреть, как вы тут.
— Понимаю. Спасибо.
Со смущенной улыбкой он передал ей коричневый пакет.
Джесси не улыбнулась в ответ.
— Решили попутешествовать?
Его взгляд перескакивал с сумок на коробки в холле, она посмотрела ему прямо в глаза. Негодяй. Как он посмел заявиться сюда? Джессика кивнула в ответ и опустила голову.
Подходящий случай прекратить войну, протянуть с миром руку.
Но она не могла. Хоугтон вызывал у нее желание закричать, поколотить его, расцарапать ему лицо. Она не могла выносить одного его вида. Ужас и ненависть захлестнули ее, как волна прилива, и ей захотелось сползти по стене, свернуться калачиком и зарыдать.
— Почему вы пришли сегодня?
В ее глазах было непонимание ребенка, он отвел взгляд, посмотрев на свои руки.
— Я подумал, что вам понадобятся мужнины… — Его голос оборвался, лицо окаменело. Он поступил неразумно, приехав сюда. Сейчас у Хоугтона не осталось сомнений на этот счет. Но его целыми днями подталкивало это желание. Желание увидеть ее. — Брюки вашего мужа валялись на складе, так что я подумал…