Своим появлением в прикладбищенском кафе Марта сразила Катерину наповал. Еще бы! Столь разительное сходство с мамой трудно было и представить.
— Привет! — Марта грузно плюхнулась в соседнее кресло — Как прошло мероприятие?
— Хорошо, отлично, замечательно, — слегка слукавила Ядвига Болеславовна.
Марта недоверчиво покачала головой.
— Врешь, зараза, — уличила, — и зачем?
Катя перевела дух. Нет! Не мама! Померещится же такое! Высокая тетка, фигура бывшей спортсменки, резкие движения, стремительные фразы. Мама — полная, мягкая, медлительная. Как я могу их сравнивать, ужаснулась вдруг Катя, мама мертва. Боже! Марта поправила волосы. Мамин жест!
— Познакомься, эту милую девушку зовут Катя. Возможно, мы с ней подружимся.
— Новая игрушка? — последовало разоблачение.
— Что такое говоришь.
— Давай, милая девушка, чеши отсюда! — Марта оказалась на редкость грубой бабой.
Катерина вспыхнула. Нахалка.
— У нее мама недавно умерла, — ехидно вставила Ядвига Болеславовна.
— Когда?
— Когда? — бабка переадресовала вопрос Кате.
— В конце апреля…
— В конце апреля? То-то меня клинит. — Лицо Марты передернула судорога, глаза закатились, она всхлипнула, захрипела. — Доченька…
Катерина остолбенела: мамин голос!
— Извини меня, милая. Я не хотела. Так получилось. Сердце.
Мама всегда оправдывалась. И умерла от сердечного приступа.
— Не грусти, котенок… — Марта выругалась, — тьфу ты, напасть какая! Надо ж было попасться!
Какой разительный переход. Мама, котенок, не грусти и чертыханья злобной бабищи. У Кати дрожал подбородок.
Ядвига Болеславовна вмешалась.
— Поедем скорее. Как бы, не было беды.
В машине Марте стало легче, она задышала ровнее и, едва пришла в себя, стала ругать ретивую бабку.
— Ядзя — ты сволочь. Почему не предупредила? На кладбище приперлась, кобыла. Сама подохнешь и меня угробишь. Стерва.
Катя старалась не слушать. В Марте жил мамин голос, жили мамины интонации, жили любимые мамины словечки. Пусть ругается сколько угодно, лишь бы еще раз зазвучало… доченька, котеночек
Машина притормозила у семиэтажного кирпичного дома старинной постройки. Лифт, гулко ухая, поднял троицу на верхний этаж. Поворот ключа, возня в полутьме, одергивающий шепот: «Осторожно!» и они очутились в большой, просторной комнате. Посередине стоял стол, вокруг стулья. Ядвига усадила Марту, бросилась задергивать шторы.
— Давай, — кивнула Катерине на резной стул, — вместе заварили кашу, вместе будем расхлебывать. Руки на стол! — старуха командовала как опытный тюремный вертухай. Катя послушно выполнила указание.
Три женщины молодая, старая, средних лет устроились за круглым, хорошего дерева, столом. Одна — растерянная, подавленная своей бедой и чужой волей, пыталась скрыть волнение и страх. Другая — деятельная, суетилась, организовывая некий порядок. Третья — обморочно бледная, старалась преодолеть слабость.