Ячейка 402 (Дагович) - страница 67

– Будешь хлопать дверцей среди ночи.

– А я не буду спать в машине.

– Новость. А где ты собираешься спать?

– Здесь.

– На земле, что ли? – искренне засмеялся.

– Я видела у тебя одеяла в багажнике. В машине душно. И тесно. Я там больше спать не буду. Мне там неудобно спать.

Едва произнеся слова, сжалась. На секунду подумала, что перегнула палку. Что всё-таки был он. Что сейчас повторится. Но ничего не произошло. Шарван только сказал:

– Тогда я тоже.

Анна пожала плечами. Если он считает, что в этой сухой степи можно куда-то деться, уйти от машины, он большой фантазёр. Она – какой она борец за свободу? Ехать так ехать.

Угли выгорели. Безлунное, переполненное звёздами небо зависло над равниной. Как бывает только вдали от жилья. Каждый устроился на своём краю красного одеяла. Анна поздно поняла, что тело ещё слишком болезненно, что на твёрдом хуже, чем свернувшись в тесноте «Фольксвагена»… да не такой он и тесный. Хотя в одном Шарван, похоже, прав – если бы её избили всерьёз, вряд ли она так быстро и без врачей пришла бы в себя. И если ей показалось настолько невыносимо – что же тогда чувствуют, когда бьют всерьёз? Как, например, Лилю. Прогнала мертвящую мысль.

В эти три дня, в дороге, Анна поглядывала иногда в зеркальце заднего вида на себя саму. Быстро отводила перепуганные глаза, но в последний раз заметила, что синие вздувшиеся пятна потихоньку сходят, приобретают зеленоватые и желтоватые оттенки. Так что, если зажмуриться, лицо выглядит более или менее нормально.

Шарван, справа от Анны, заснул быстро, а она всё смотрела вверх. Такое скопление звёзд… Уйти куда-то? Время замедлилось. Наконец задремала, и в полусне, забыв, что не на диване под австралийской зарёй, перевернулась на другой, ещё не затёкший бок. И разглядела в темноте Лилин профиль. Конечно, этого следовало ожидать – спали, мерно дыша под гулом насекомых, две Лили.

Стрекот, цокот, жужжание. Наверно, снилось: маленькие ноги проснувшихся в одиночестве лилипутов. Они прибежали за ней; полумёртвые от усталости, они не оставили её. Голые, холодные, мокрые. Они бегали по спящим, пятками попадая во внутренние органы (потому и болит). Гоготали, хохотали, урчали, прыгали. Отрывали от себя сочащиеся куски плоти и кидали – садили, как растения, в землю; а когда надоело, кидали, садили в небо, или сами же съедали, кружась на месте.

Вдали слабо светилось море, его гул долетал сюда через прослойки ветров и пустоту степи, через тяжёлый от звёздных украшений воздух. Карлики истощились, исчезли, оставив после себя вязкие, в обрывках желе, сны. На земле спать так же душно, как и в машине.