Люди средневековья (Пауэр) - страница 57

В эпоху позднего Средневековья пренебрежительное отношение к исполнению часов стало встречаться в монастырской жизни слишком часто, хотя монахи грешили этим гораздо чаще, чем монахини. Иногда службы сокращались. Иногда монахи вели себя чересчур развязно, как в Экзетере в 1330 году, где каноники хихикали во время службы, обмениваясь шутками, ругались между собой и даже капали горячим воском с верхних рядов на бритые головы певчих, стоявших в нижнем ряду! Иногда они опаздывали к заутрене, являясь в храм далеко за полночь. Этот грех был особенно распространен в женских обителях, поскольку монахини любили после вечерни посидеть в кельях, вышивая и сплетничая, вместо того чтобы идти спать, как требовал устав. Из-за этого они с трудом просыпались в час ночи и во время службы клевали носом, а потом испытывали поистине танталовы муки, чтобы подняться к заутрене. Мудрый святой Бенедикт предвидел это и написал в уставе: «Когда они будут вставать к святой службе, пусть мягко подбадривают друг друга, чтобы те, кому хочется спать, не опоздали на нее». В аббатстве Стейнфилд в 1519 году епископ обнаружил, что между последним ударом колокола и началом службы проходило порой целых полчаса и что некоторые монахини не пели, а дремали, частично потому, что им не хватило свечей, но главным образом из-за того, что они поздно легли спать; и кто из нас без греха, пусть первый бросит в нас камень!

Монахи и монахини норовили улизнуть со службы задолго до ее конца под каким-нибудь благовидным или неблаговидным предлогом: им нужно накрывать обед или прибраться в домике для гостей, им нужно прополоть грядки или они плохо себя чувствуют. Но самой главной бедой было то, что они делали все, чтобы побыстрее отслужить часы и идти по своим делам. Для этого они опускали слоги в начале или конце слов, пропускали дипсалмы или паузы между строфами, при этом получалось, что к тому времени, когда одна сторона хора пела еще только середину псалма, другая сторона уже заканчивала его; они пропускали предложения, комкали и глотали слова, которые нужно было «напевать в нос», — иными словами, превращали стройное пение в настоящую какофонию.

Проговаривание служб в быстром темпе было столь распространенным явлением, что дьявол вынужден был назначить специального дьяволенка по имени Титтивилл, чтобы тот собирал в большой мешок все выпущенные слоги и приносил их своему господину. Так или иначе, мы знаем о нем немало, поскольку его видели многие святые, у которых обычно взгляд на чертей наметанный. В одном латинском стихотворении рассказывается о содержании его мешка: «Это те, кто гнусно искажал святые псалмы: бездельники, любители поглазеть по сторонам и глотать слова, любители тараторить, тащиться позади, бормотать себе под нос, торопиться и перепрыгивать через фразы, и Титтивилл собирает обрывки слов всех этих людей». Святой цистерцианский аббат однажды сам лично побеседовал с бедным чертенком, и тот рассказал ему о своей тяжелой работе. Аббат поведал эту историю в книге «Зеркало Богородицы», написанной в XV веке для вразумления монахинь Сиона: «Мы читаем о святом аббате ордена Сито, что когда он стоял в хоре во время заутрени, то увидел какое-то страшное существо с большим длинным мешком, который висел у него на шее. Это существо ходило между певчими и ждало, когда упадут все буквы, слоги и слова и пропуски, которые они делали, после чего старательно собирал их и складывал в мешок. Потом он подошел к аббату и стал ждать, что упадет из его рта, чтобы положить это в свой мешок, но аббат, удивленный и напуганный уродливым видом существа, спросил: „Кто ты?“ На что тот ответил: „Я — бедный дьяволенок, и зовут меня Титтивилл, и я выполняю порученное мне задание“. — „И какое же это задание?“ — спросил его аббат. Дьяволенок ответил: „Каждый день я должен приносить своему господину тысячу мешков, полных пропущенных или забытых во время чтения или пения в вашем ордене стихов, слов или слогов, иначе он меня выпорет“». Однако у нас нет никаких причин считать, что он подвергался порке очень часто, хотя мы можем быть уверены, что от мадам Эглантины, старательно напевавшей службу через нос, ему никогда ничего не перепадало. В свободные минуты, когда Титтивилл не собирал те «пустячки», которые монахи выбрасывали из псалмов, он заполнял свой мешок болтовней прихожан, которые вместо того, чтобы слушать службу, сплетничали; он также сидел наверху и ловил высокие ноты тщеславных теноров, которые пели не для того, чтобы восславить Бога, а чтобы покрасоваться своим голосом, и пели псалмы на три ноты выше, чем певчие постарше с их надтреснутыми голосами.