— Мне не нужен адвокат, — отрезала мадам, но вдруг интонация изменилась, в голосе появилась настороженность. — Это какая Завьялова, дочка Константина Викторовича?
«Вот что значит быть представителем славной фамилии», — подумала я удовлетворенно и ответила:
— Да, Агата Константиновна.
Вновь пауза.
— Заходите, — услышала я. Щелчок — и калитка открылась, а вслед за этим распахнулась створка дубовой двери. Пожилая женщина стояла на пороге, ожидая, когда я подойду.
Пока я гадала, является ли она хозяйкой дома, тетка взяла у меня из рук пальто и молча кивнула в глубь коридора. Я стянула сапоги и, не дождавшись тапочек, поспешила в ту сторону.
Путь мой лежал в просторную гостиную с огромной хрустальной люстрой, лепниной и диванами красного бархата. На одном таком диване сидела женщина со светло-пепельными волосами, уложенными в замысловатую прическу. Гладкое лицо, лишенное выражения, точно передо мной не женщина, а кукла, хотя кукла, безусловно, красивая. Бывший сказал, ей за пятьдесят, в это было невозможно поверить, но и приблизительный возраст я назвать затруднялась. В общем, красивая кукла без возраста. Тут она заговорила, и от красоты ничего не осталось, лицо свезло на сторону, как у парализованной. Может, недавний инсульт, но, скорее всего, неудачная пластическая операция.
— Слушаю вас, — сказала Климова, кивнув на соседний диван. Врать ей бессмысленно, это я поняла сразу, оттого и объяснила цель своего визита — коротко и по возможности правдиво. — Значит, Одинцов теперь ваш клиент? Что-то рано он забеспокоился. Или есть причина? — Я приветливо улыбнулась. — Знаю, знаю, адвокатская этика и все такое… Если хотите знать, его женушка не была такой уж безгрешной.
— Что за грехи за ней водились? — спросила я со всей возможной серьезностью.
— Грехи не грехи, но та еще штучка. Любила валяться на веранде в одном купальнике.
— Что в этом особенного? Принимала солнечные ванны.
— Конечно, в ноябре месяце солнце у нас жарит вовсю, одно слово, Мальдивы. Знала ведь, что этот дурачок за ней подглядывал, нарочно его дразнила. Лежит в шезлонге, ноги задрав, а он и рад глаза пялить. За свою глупость чуть в тюрьму не отправился.
— Я могу с ним поговорить?
— Не вижу необходимости.
— Задам несколько вопросов, только и всего, — не отставала я.
— Каких вопросов?
— Например, как часто он наблюдал за Ириной. Возможно, он что-то заметил в то утро…
— Титьки ее он заметил, — фыркнула Климова. — Я же сказала, она его нарочно дразнила. Дураку двадцать дна года, жил, считай, взаперти. А тут баба почти голая перед глазами.