Молодая леди — будущая супруга Кристиана — должна была прибыть сюда в собственном экипаже в сопровождении своего дяди. Конечно, если она всё ещё собиралась тут появиться. Сам Кристиан в ожидании невесты стоял в церкви самом конце узкого центрального прохода. Он перевёл взгляд на герцога, который в совершенном одиночестве сидел на первой из длинной череды церковных скамей, крепко сжимая рукой набалдашник трости. И Кристиан вдруг подумал, что дед, верно, сейчас внутренне ликует, празднуя свой триумф, сумев-таки прожить достаточно долго, чтобы прийти сюда сегодня, в день, которого терпеливо ждал долгие двадцать девять лет. Если раньше он терялся в догадках, почему дед не требовал от него выполнения его части сделки, то сейчас Кристиан наконец-то это понял. Стоило лишь взглянуть на пустующее место возле старого герцога и вспомнить какой сегодня день. Двадцать лет назад, этого же числа и месяца умер отец Кристиана. А было тогда Кристоферу Уиклиффу двадцать девять лет. Так что старый лис всё подгадал верно: и возраст Кристиана, и даже дату свадьбы, которая приходилась ровно на тот же день, когда герцог потерял единственного сына, и вот теперь он хотел взыскать долг по сделке, которую заключил с внуком. Око за око… зуб за зуб… жизнь за жизнь…
Тягостные воспоминания о том ужасном дне, долгие годы похороненные в самом дальнем уголке его памяти, снова выбирались на свет невзирая на то, что Кристиан всячески этому противился. Даже теперь, спустя столько лет, перед его глазами вставала картина: толпа скорбящих родственников — все они приехали к ним в поместье из Лондона, чтобы отдать усопшему последний долг, — и как они жмутся друг к другу под раскидистыми ветвями могучих уэстоверских вязов, безуспешно пытаясь укрыться от капель дождя. Как можно забыть смертельный холод того дня, пробиравшего его до самых костей, и ледяную воду, натёкшую за шиворот с ветвей деревьев, и густой промозглый туман, словно плотным саваном укрывшего фамильный погост Уиклиффов. Но при этом он никогда даже не пытался забыть, как звонил по покойнику церковный колокол, традиционно отмерив девять ударов, а затем ещё двадцать девять — по одному за каждый год недолгой жизни Кристофера Уиклиффа.
Затем семья объявила, что покойный маркиз сгорел от скоротечной лихорадки, и все этому поверили. Правда, может, никто из них так никогда и не усомнился в этом, увидев на похоронах вновь испечённого девятилетнего маркиза, который, дрожа под холодным дождём, стоял рядом со своим величественным дедом-герцогом.
Кристиан перевёл взгляд с деда на обеих своих дам: они предпочли устроиться чуть поодаль, по другую сторону от прохода. Его мать — Фрэнсис, леди Найтон — в своё время слыла первой красавицей, вдохновлявшей своей красотой поэтов, и слава бесспорной законодательницы мод закрепилась за ней в свете на многие годы. Теперь же её некогда густые, переливавшиеся на солнце, словно дорогой соболий мех, тёмно-каштановые волосы тронула седина, а бледная кожа лица утратила былую гладкость. Но, всё равно, она продолжала привлекать к себе внимание всякий раз, когда выезжала в свет, по-прежнему являя собой образец элегантности, изящества и красоты.