У колен Чармейн загомонили: «Ну, это пожалуйста!» и «Пара пустяков!» — и раздался сдавленный смешок, словно Чармейн задала отменно глупый вопрос. Тимминз вздохнул с таким облегчением, что на лбу у него разгладились все морщинки, отчего нос — да и все лицо — стали длиннее в два раза.
— Это будет проще простого, — заметил Тимминз, — и к тому же даром. — Он поглядел в конец пещеры, где висели по меньшей мере шестьдесят ходиков с кукушками, покачивая маятниками в шестидесяти разных ритмах. — Если вы сейчас отправитесь со мной, мы, наверное, как раз успеем увидеть, как деньги уходят. Вы уверены, что огненному демону это понравится?
— Совершенно уверена, — ответила Чармейн.
— Тогда прошу вас следовать за мной, — сказал Тимминз. И повел их в дальнюю часть пещеры.
Куда они шли, было непонятно, но уж точно далеко. Чармейн быстро запуталась — так же, как по дороге к кобольдской пещере. Идти пришлось в полутьме, а путь состоял из сплошных углов, резких разворотов и тупиков. То и дело Тимминз говорил: «Три коротких шага и направо» или «Отсчитайте восемь человечьих шагов, поверните налево, потом резко направо и снова налево» — и все это продолжалось так долго, что Потеряшка выбилась из сил и стала скулить, чтобы ее взяли на руки. Чармейн тащила ее, кажется, больше половины дороги.
— Должен предупредить, что здешние кобольды принадлежат к другому клану, — сообщил Тимминз, когда впереди наконец забрезжил дневной свет. — Мне приятно думать, что у моего клана дела идут лучше, чем у них.
Не успела Чармейн уточнить, что он имеет в виду, как вновь началась свистопляска из резких поворотов налево и плавных направо с добавлением парочки зигзагов, — и Чармейн обнаружила, что они очутились в конце подземного туннеля, где светил прохладный зеленоватый дневной свет. Мраморные ступени, сплошь покрытые зеленым налетом плесени, вели наверх, в какие-то кусты. Похоже, когда-то эти кусты специально посадили по обе стороны ступеней, но теперь они разрослись и заполонили все пространство.
Потеряшка зарычала — так рычала бы собака раза в два крупнее.
— Тихо! — шепнул Тимминз. — Теперь — ни единого звука!
Потеряшка тут же перестала рычать, но Чармейн чувствовала, как ее маленькое горячее тельце вибрирует от подавленного рыка. Чармейн поглядела на Питера, чтобы проверить, хватит ли у него сообразительности тоже помолчать.
Питера не было. Были только она, Тимминз и Потеряшка.
Чармейн поняла, что случилось, и пришла в ярость. Где-то в середине путаного пути, когда Тимминз сказал «налево», Питер повернул направо. Или наоборот. Чармейн не представляла себе, в какой момент это произошло, но не сомневалась, что так и было.