Помысли, кем он был и чем влеком,
Он, услыхав: «Проси!» – молил смиренно.
94 Я выразил не темным языком,
Что он был царь, о разуме неложном
Просивший, чтобы истым быть царем;
97 Не чтобы знать, в числе их непреложном,
Всех движителей; можно ль заключить
К necesse при necesse и возможном;
100 И можно ль primum motum допустить;
Иль треугольник в поле полукружья,
Но не прямоугольный, начертить.
103 Так вот и прежде речь клонил к тому ж я:
Я в царственную мудрость направлял,
Сказав про мудрость, острие оружья.
106 И ты взглянув ясней на «восставал»,
Поймешь, что это значит – меж царями;
Их – множество, а круг хороших мал.
109 Вот, что моими сказано словами;
Их смысл с твоим сужденьем совместим
О праотце и о любимом нами.
112 Да будет то свинцом к стопам твоим,
Чтобы ты шел неспешно, как усталый,
И к «да», и к «нет», когда к ним путь незрим;
115 Затем что между шалых – самый шалый,
Кто утверждать берется наобум
Их отрицать с оглядкой слишком малой.
118 Ведь очень часто торопливость дум
На ложный путь заводит безрассудно;
А там пристрастья связывают ум.
121 И хуже, чем напрасно, ладит судно
И не таким, как был, свершит возврат
Тот рыбарь правды, чье уменье скудно.
124 Примерами перед людьми стоят
Брис, Парменид, Мелисс и остальные,
Которые блуждали наугад,
127 Савелий, Арий и глупцы иные,
Что были как мечи для божьих книг
И искривляли лица их прямые.
130 Никто не думай, что он столь велик,
Чтобы судить; никто не числи жита,
Покуда колос в поле не поник.
133 Я видел, как угрюмо и сердито
Смотрел терновник, за зиму застыв,
Но миг – и роза на ветвях раскрыта;
136 Я видел, как, легок и горделив,
Бежал корабль далекою путиной
И погибал, уже входя в залив.
139 Пусть донна Берта или сэр Мартино,
Раз кто-то щедр, а кто-то любит красть,
О них не судят с богом заедино;
142 Тот может встать, а этот может пасть".