— Гамаки, и — спать! Утро вечера мудренее, с новыми силами найдем и дорогу,— говорит Михаил.— Камнепадов можно не бояться, крыша надежно защищает нас!
— Господи, помоги! — бормочет кто-то.
Пока мы все устраивались и укладывались на ночь, сверху почти дотемна раздавался стук. Это Старший не выдержал — еще раз поднялся наверх, к предвершинному гребню...
***
Я сижу на обломке скалы. Вглядываюсь в даль — на север. Ничего не видать — плотный туман скрывает Сванэтский Кавкасиони.
Моросит.
Там, наверное, идет снег. Там, на Ушбе, никогда не моросит, там только снежит...
У моих ног начинается Чатинский ледник. Изрезанная глубокими трещинами срединная часть его тоже скрыта туманом. Ледник шумно дышит, словно живое существо.
Целый день сижу я на этом обломке скалы и гляжу на север, гляжу во все глаза... Я жду ракет — нет, одну ракету, белую ракету. Но вокруг лишь непроглядный серый туман. Сегодня уже девятое, но ни белых, ни зеленых, никаких ракет нет!
Дождь усиливается. Капли становятся крупнее. Я продолжаю сидеть. Уже девять, а я все сижу... Идет снег. Не видно ничего, совсем ничего. Пусть идет дождь, пусть падает снег — только пусть загорится ракета, белая ракета!
Половина десятого. Темный занавес падает с небес. Мрак поглощает окрестность. Я силюсь преодолеть, победить этот мрак, эту тишину, натиск мучительного ожидания, силюсь взнуздать невидимые секунды и минуты, которые мчатся, текут, как песок сквозь пальцы, неудержимо, необратимо — по лабиринтам бесконечной Вечности...
А я все жду, жду, когда загорится ракета... Белая или зеленая!..
ОТ ШЕСТИ ОТНЯТЬ ОДИН, ОТ ПЯТИ ОТНЯТЬ ДВА...
— Удивительно устроена наша жизнь, правда? — останавливаясь на каждом слове, чтобы перевести дух, спрашивает меня Михо.
— Что ты сказал? — я погружен в размышления об Илико, о его семье.
Никогда еще я не чувствовал себя таким опустошенным, выпотрошенным, безжизненным. Внезапно я ощутил слабость в коленях. И впервые в жизни кольнуло сердце.
Никогда прах грузина нехоронили на такой высоте, никогда не оставляли на произвол вершин, снегов и ветров. Илико Габлиани отныне останется здесь. Как встретят в Местиа это ужасное известие?..
Сколько сванов, уходя за Кавкасиони либо на заработки, либо на жительство, умирали на чужбине, но родственники и друзья никогда не оставляли их прах погребенным в чужой земле — любой ценой, во что бы то ни стало перевозили на родину, несли крутыми звериными тропами, рискуя собственной жизнью на каждом шагу, и предавали священной земле предков. И вот древний неписаный закон должен быть нарушен. Что же будет, когда вместо пятерых в Тбилиси вернутся четверо и в Местиа вместо троих — двое?..