— Дай... дай воды!..— бормочет он.
— Обожди, ну что ты, обожди чуточку! — уговаривает его Минаан.
— Дай мне напиться, скорее!..— требует жаждущий.
Минаан знает, что этими обмороженными руками он не удержит не то что котелок, а спичечный коробок. Ведь если прольется драгоценная жидкость, надо начинать все сначала.
— На, пей, я буду держать, а ты пей, только не сразу, пей маленькими глотками, понемножку...
Жаждущий приникает к воде. Не отрываясь, осушает весь ковш. Потом, переведя дух, просит осипшим голосом:
— Еще... дай еще воды!..
— Но как же все это произошло? — спрашивает его Минаан.
— Расскажу, когда будем внизу, вот спустимся, и расскажу...
Теперь Минаан берется за его руки. Закатывает ему рукава и начинает с силой растирать, массировать, разминать. Он знает, что все это тщетно, безрезультатно, бессмысленно, но все равно — он будет растирать, мять, массировать, будет делать все возможное до конца, ибо это его долг. Пока хватит сил, он будет работать. Но смерть уже позвала — все напрасно теперь и поздно. Микел-Габриэл[17] шел по их следам, карабкался, перепрыгивал с утеса на утес, не терял их из виду. Он не уйдет с пустыми руками, Микел-Габриэл преодолел уйму пропастей и круч и теперь уж ни за что не уйдет с пустыми руками...
— Да, но как это произошло, почему вы очутились в таком положении? — повторяет вопрос Минаан, обращаясь к четвертому.
Он должен узнать эту историю, совершенно непонятную и удивительную,— что произошло с этими людьми, всего несколько часов назад здоровыми, полными сил и энергии?..
— Да вот... спустимся вниз... и я тебе... расскажу... там всё... расскажу...— прерывисто отвечает четвертый.
В их беседу вмешивается второй: уверенным голосом человека, не утратившего надежды, он говорит:
— Я и Илико сбросили с себя рюкзаки и оставили их у ребят, зачем было таскать понапрасну. Ну и вот, мы оставили их и отправились искать письмо Ерехина. На вершине нашли записку Абалакова, которую он оставил там в 1956 году. Мы хотели как-нибудь снять письмо Ерехина...
Четвертый хочет что-то сказать, но язык не повинуется ему. Он хрипит что-то невнятное, наконец ему удается выговорить:
— Минаан... мне тебя так жаль, что ты не был на вершине!..
— Какая у вас была погода? Мы-то там наверху друг друга не могли разглядеть, такой был туман. В одном месте я и Джумбер сорвались, но, к счастью, веревка где-то застряла, и мы чудом спаслись. Тогда я и повредил это плечо...— сказал третий.
— Когда мы вернулись назад, погода изменилась, спустился туман. Видно, мы в тот день встали с левой ноги — наших рюкзаков нигде не было,— заговорил второй.— Мы решили, что, наверное, их ветер унес... одно из трех: либо унес ветер, либо снегом занесло, либо мы сами заблудились... Так или иначе, а дело было скверно. Я чувствовал, что этой ночью ледяной ветер Тянь-Шаня превратит нас вдедов-морозов... Вы знаете, что это за чувство? Если человек не пережил этого, представить себе невозможно... Помнишь, Минаан, я не хотел вас оставлять, наверное, сердце чуяло, что мы попадем в такой переплет... Помнишь ведь?..