— Будет адвокат, — кивнул следователь. — И не один, а сразу два. — И кивнул судебному приставу: — Зови, Федор Петрович!
Из потайной двери в одной из стен комнаты вышли два крепких господина с закатанными рукавами. Вначале посмотрели на чиновников и, получив их одобрение, уставились на жертву. Затем взяли Тобольского с двух сторон под руки, приподняли и повели в потайную комнату.
Здесь все было готово для пыток — тиски, керосиновые лампы, острые прутья, клещи, чугунные бляхи с клеймами, тяжеленные цепи, растяжная дыба — виска.
С поляка сорвали верхнюю одежду, оставив лишь сорочку и кальсоны, подвели к дыбе, завели руки за спину, связали их довольно толстой, истертой от употребления бечевкой, после чего палачи взялись за оба ее конца и стали подтягивать человека повыше к потолку.
Захрустели суставы, Тобольский застонал.
Егор Никитич и судебный пристав стояли в дверях и наблюдали за происходящим.
Мужики подтягивали пана все выше, боль в плечах и руках становилась невыносимой, и тот сквозь стон выдавил:
— Не по закону, господа…
— Зато вы и ваши братья поступаете по закону, — огрызнулся следователь и махнул палачам, чтоб те продолжали.
Тело Тобольского поползло вверх, почти до самого потолка, и несчастный закричал от страшной боли…
Табба сидела в сценическом платье в грим-уборной после репетиции, и состояние ее было таково, что было совершенно непонятно, как прима провела эти несколько часов на сцене.
Катенька прикладывала к ее лбу мокрый платочек, аккуратно массировала виски, но актриса, на мгновение успокаиваясь, вновь принималась плакать горько и безутешно.
— У вас вечером представление, барыня, — приговаривала прислуга. — Вам надобно взять себя в руки.
— Не могу, — с заложенным носиком промолвила прима. — Я не в состоянии ничего с собой поделать, Катенька. Это все так страшно и непостижимо… Боже, за что ты меня наказываешь? — И вновь принималась плакать.
В дверь постучали, Катенька открыла. На пороге стоял вышколенный молодой статист.
— Вас желают видеть господин директор, — сказал он Таббе.
— Когда? — спросила она, вытирая глаза.
— Сказали, немедленно.
— Хорошо, — кивнула она. — Сейчас буду.
В кабинете директора, в дальнем кресле, находился следователь Гришин, сам же директор встретил приму, стоя посередине комнаты.
— Позвольте? — спросила Табба, переступив порог.
— Пройдите, — кивнул Гаврила Емельянович и указал на кресло.
Артистка успела достаточно привести себя в порядок и выглядела вполне пристойно, хотя состояние ее выдавали красные припухшие глаза.
— Чем вызвано ваше дурное самочувствие? — спросил директор.