– У него на одежде бирка, – голос снова вытолкнул меня на поверхность реальности.
– ИНК? Это имя?
– Наверно.
Это было не имя, а обозначение группы в детдоме. Имя было написано на бирке, пришитой к внутреннему шву, но ее они видеть не могли.
– Небось, маменькин сынок, раз одежда подписана.
– Мне мама никогда не подписывала одежду. Только в школе.
– Только в шкооолее… – противно передразнил голос картавого, и на этом моменте я снова отключился.
В следующий раз я пришел в себя от холода: откуда-то сбоку сквозило, холодный поток воздуха задувал мне прямо за воротник, отчего кожа на затылке покрывалась противными мурашками. На этот раз мне удалось открыть глаза. Помещение было маленьким и узким, голые бетонные стены носили остатки какой-то бешеной краски, света тусклой лампочки как раз хватало, чтобы заметить темные влажные потеки на этих стенах и следы какой-то бурой плесени.
Было странное ощущение, что онемело не только мое тело, но и чувства. Никаких посторонних эмоций не просачивалось, мир вокруг казался мертвым и бездушным. Я приподнялся на локте, чтобы получше оглядеть помещение, в котором находился. Из темноты двухъярусной койки, стоявшей вдоль противоположной стены, на меня, не мигая, смотрели два светлых глаза, словно бы выточенных из хрусталя, угольно-черная окантовка радужки делала их похожими на глаза животного. Тело непроизвольно замерло и напряглось, ожидая нападения. Я не ощущал чужих эмоций, и поэтому существо напротив казалось мне нечеловеком.
Существо подалось вперед, и под тусклый свет лампы попало тонкое и настолько красивое лицо, что сразу сложно было определить девушка передо мной или парень. Длинные русые волосы только добавляли замешательства. Затем из тени вынырнули широкие костлявые плечи – парень.
– Есть хочешь? – спросил голос, в котором не было и намека на женственность.
Я все еще смотрел на него, не отрываясь. Ощущение было такое, что со мной заговорила стена или пол. Без эмоционального флера я просто не мог воспринимать человека человеком. Странное онемение не проходило, словно наплыв эмоций там, на дамбе, выжег невидимые нервы моих способностей.
– Тогда, может быть, пить?
Я кивнул.
Длинноволосый взял кружку с ветхого перекошенного трехногого столика и наполнил ее в раковине, которая висела на стене прямо перед входом в помещение.
Я принял кружку, стараясь не касаться его пальцев. Вода была ледяная, с металлическим привкусом и каким-то ужасным химическим запахом, но это мне не помешало осушить все одним залпом. На последнем глотке я закашлялся, а затем скрючился от внезапной боли в правом плече.