– Гудвин не учит такому.
– Меня и не Гудвин научил.
– А кто?
Я кивнул на окно дома Чень Шеня, за которым не смотря на время горел тусклый свет.
Государственные учреждения в резервации были представлены скупо. Комендант сидел в своей комендантской вместе с несколькими вечно испуганными служащими и целым взводом военных. Формально он принимал все решения по особой зоне, на деле же был марионеткой, за нитки которой дергал Фрэй. Водились за этим чиновником некоторые грешки, которые позволяли нам держать ситуацию в резервации под своим контролем. Несколько нитей раньше было и у Монаха – комендант отнюдь не брезговал борделями, что в изобилии росли на западной территории – но, насколько я знаю, Аарон никогда ими не пользовался, не лелея, как Фрэй, бредовых идей о всеобщем благе.
Существовал и полицейский участок, но малочисленные полицейские в нем скорее пеклись о собственной безопасности, чем о чьей-либо еще.
Про школу я уже рассказывал.
В маленькой обветшалой больничке сидел унылый фельдшер и престарелая медсестра. Соваться туда с резаными и огнестрельными ранами даже не стоило. Сломанные ребра тоже были выше их талантов, разве что зеленкой помажут – и на том спасибо. Скорая с материка ехала долго и часто вообще не доезжала, к тому же им пришлось бы объяснять, откуда повреждения. Поэтому, если кто-то из обеих группировок был ранен, его волокли к Чень Шеню. Китаец никому не отказывал, но и не вставал ни на чью сторону. Даже родная ему триада так и не смогла заполучить врача в свое полное и единоличное распоряжение. Этот человек был нейтральной силой, его нельзя было запугать: он философски относился к жизни и смерти и оттого ничего уже больше не боялся на этом свете.
Я постучал в стекло – врач не признавал электрических звонков. Дверь открылась сразу же, будто он поджидал нас на пороге. В проеме стоял старик прямой, как палка, не смотря на вес тех лет, что давили ему на плечи.
– Заходи, Инк, – он узнал меня сразу, хотя глаза китайца уже давно были затянуты белесой пеленой. – Заходи, посмотрим твое треснувшее ребро. А своему товарищу скажи не курить, иначе у него скоро начнет отмирать правое легкое.
Зило поперхнулся сигаретным дымом и выкинул окурок. Мы вошли внутрь.
Помещение было абсолютно белым: ни цвета, ни грязи, голые стены, простая мебель – ничего лишнего, выделялась только золотая статуэтка Будды на одной из полок. По тому, как передвигался Чень Шень, никто бы не заподозрил, что он слеп. Старик не пользовался палкой, не хватался за предметы и не ощупывал их, будто действительно видел, но это зрение было каким-то иным по своей сущности.