Затем он позволил ей совершить свое собственное путешествие по его телу, пока они совершенно не выдохлись, усталые и счастливые.
— Я сейчас чувствую себя на все сто четыре года, — сказала она, и ее голос слегка дрожал.
Нэш прижался к ней. Даже после бурной страсти ему не хотелось выпускать ее из объятий.
— Не ври, ты выглядишь только на двадцать восемь. А вот мне сейчас, по крайней мере, двести три.
Феникс фыркнула и рассмеялась; правда, смех ее прозвучал немного нервно. Она повернулась, чтобы посмотреть на него, и, нащупав сзади отброшенное покрывало, прикрыла им бедра.
Нэш тут же отбросил покрывало.
— Нельзя, — ласково пояснил он.
— Правда, нельзя?
— Нет. — Он провел теплой ладонью по ее бедру там, где только что было покрывало; по телу Феникс пробежала дрожь. — Я должен прикасаться к тебе. Это сильнее меня.
— О, Нэш, — беспомощно прошептала она, глядя ему прямо в глаза.
Он только нежно улыбнулся ей и поудобнее устроил ее в своих объятиях.
— Почему ты заказал ужин в номер? — тихо спросила она.
— Не знаю, что тебе ответить. Я вообще-то не очень четко соображаю, когда ты рядом.
— А я вообще не думаю!
— Вот и хорошо.
Они не улыбнулись друг другу. Только посмотрели испытующе.
— Я видел, что ты ничего не съела в кафе, — сказал он приглушенно.
— А теперь умираю от голода.
— Думаю, сандвичи сейчас в самый раз. А если хочешь, я могу позвонить вниз, и нам принесут что-нибудь более существенное.
Она покачала головой. С выражением видимого сожаления, которое даже польстило Нэшу, Феникс отпустила его и, грациозно перегнувшись через него, взяла тарелку с бутербродами. Подложив под спину подушки, она сняла верхнюю тарелку и начала трапезу.
— Ты нравишься женщинам, да? — спросила Феникс.
Откинувшись на подушки так, чтобы лучше видеть ее лицо, Нэш притворно удивился:
— Почему ты так думаешь?
— Ты необыкновенно сексуален — правда, непонятно почему, — пробормотала она с озорной улыбкой. Покончив с одним сандвичем, Феникс взялась за второй. — То есть я хочу сказать, что ты по-мужски очень привлекателен, у тебя такие глаза, за которые и умереть не жалко, но ты не выглядишь… как бы это сказать? Активным, энергичным, что ли. А на самом деле ты именно такой. Без сомнения, ты умен, но прячешь все за своими непроницаемыми, как будто сонными, серыми глазами. Это опасно. Очень, очень опасно.
Он довольно улыбнулся такой характеристике.
— Ты никогда не хвастаешь, никогда не делаешь ничего напоказ. Ни одного нарочито щедрого жеста, а ведь ты очень богат. Так что даже не знаю, что же меня так в тебе привлекает, что я просто теряю голову. Но, знаешь, люди как-то инстинктивно понимают, что ты не тот, кем кажешься.