— Я сразу приеду к тебе туда, где ты будешь служить!
— Да тебя там сразу офицеры отберут. Я буду рядовой подневольный солдат, а ты красивая вольная птица.
Тогда проговорили мы всю ночь с ней о нежности и любви, я частично стал догадываться, почему в ее работе стали происходить сбои. Так, по словам Александра Васильевича, от нее по телефону и из г. Миха-Цхакая и из Тбилиси требовали срочно выехать туда, а она не спешила выезжать. Встретившись с Александром Васильевичем, я ему все это рассказал, не утаив ни одного слова, сказанного Хе¬ лен Бреун в новогоднюю ночь. Он не стал смеяться надо мной. А только спросил:
«А как ты думаешь, она права?» Я ответил: «В каждом человеке есть свои слабости.
Но я лично любую любовь на личную любовь к своей Родине СССР ни за что и ни на кого не променяю! Родина для меня это все! Слова Хелен Бреун — это временный пыл заблуждений, я сам давно это заметил, но ее слабость я всегда использовал для достижения своей цели — верности служения Родине!»
Он меня обнял и дрожащим голосом сказал: «Ты же ничего в жизни кроме холода и голода не видел, откуда в тебе такая силища? Спасибо!»
Время, как хороший сон, бежит незаметно: проснулся, а этого счастья, которое видел во сне, уже нет! У меня время наоборот стало тянуться медленно, мне надо¬ ело играть лицемерно-влюбленного, я ждал конца спектакля. Я знал, что он будет интригующим, этот спектакль, но закончится не здесь. Раза два мы ездили в Ташкент с Хелен Бреун, и однажды, покушав в ресторане «Октябрь», на выходе из него, мы встретили «дядю» Хелен Бреун, которого должны были арестовать в Самарканде. Я не показал вида, что удивлен; обнялись, как старые знакомые, но в уме у меня промелькнуло: вот он и пришел, день нашего расставания с Хелен Бреун.
«Дядя» сразу начал нас возвращать в ресторан: «Пойдем, проведем несколько ми¬ нут вместе». Хелен Бреун была бледна, как стена после вторичной побелки, но я быстро поправил это положение. Говорю Хелен: «Вы пока с дядей проведите время в ресторане, я смотаюсь в Янгиюль, это два, от силы два с половиной часа, и подъеду к вам. «Правильно», — подхватил «дядя». Тогда Бреун говорит: «Я кое-что возьму из кабины, не подумай, что я тебе что-то не доверяю». Она подошла к кабине, тысяч двадцать рублей сунула под сиденье и пошла: «До встречи!»
Кто же такой был этот «дядя»? Это бывший житель Одессы, Ташкента, Алма-Аты — Лев Вайнович. Хелен Бреун подошла к ресторану, утерла глаза платочком, не оглянувшись на меня, вошла в ресторан. Я постоял минут пять и поехал в Янгиюль, хотя делать там мне совершенно было нечего. Едва закончились трамвайные пути, я развернулся, заехал на почту, связался с Александром Васильевичем и все ему доложил. Он поблагодарил меня и сказал: «Ты возвращайся сюда, а с ними в том же самолете полетят Курбатов и Хаджиев, ее фотография и фотография ее «дяди» есть у них и у работников Ташкентского аэрофлота тоже».