Ей приснился притон. Туда она попала совсем юной, наивной, доверчивой. Лелька была хороша собой, и мужики стояли к ней в очередь, платили щедро, не скупясь. Ее любили при ярком свете, не отворачиваясь, не напиваясь вдруг. Ей дарили подарки, приносили угощение, и Лелька вскоре узнала, что дает притону большие прибыли. Именно потому заискивали перед ней все, даже бандерша. Каждый ее каприз и желание немедленно выполнялись. Лелька к тому вскоре привыкла. Она даже постель не убирала за собой.
Лелька смотрела на стареющих путанок с презрением, а они говорили:
— И тебя эта участь не минет. Покрасуешься пяток, от силы десяток лет, и тебя назовут старухой. Выкинут взашей, чтоб не кормить дарма. Помни о том, дуреха, откладывай уже сегодня на черный день, иначе хана будет.
Лелька им не верила. Но однажды в критические дни решила отоспаться, вот тут и пришла к ней Антонина — старая подруга, путанка, закурить попросила. Лелька угостила сигаретой. Слово за слово — разговорились.
— Ты простухой не будь. Весь век здесь канать не будешь. Состаришься, выпрут под жопу свои же суки вместе с бандершей. Покуда хахали есть, греби деньги и клади на счет. Не признавайся в том заначнике никому. Береги подкожные деньги на старость, она к нам быстро приходит. Не успеет хварья облысеть, как хахалей не станет. А жить на что? Какое-то жилье потребуется. И на жратву тоже. Да задницу прикрыть… Не давай «мамке» себя облапошить. Наша бандерша — стерва редкая! Я здесь давно. Софью не хуже самой себя знаю. Не верь ее улыбкам. Она змея, — говорила Тонька.
— А чего сама не уходишь? Иль бабок не зашибла сколько нужно?
— Во! В самую угодила! Кубышка покуда тощая! А жилье дорогое. Я уже приценивалась. Могу купить домишко иль однокомнатную. Ну а на мебель, на жизнь ни хрена не останется. Вот и думай, как дышать, а ведь на работу никуда не возьмут.
— Почему? — удивилась Лелька.
— А что умею? Ни черта! И для секса стара стала. Вон Софья намекает, мол, скоро перо мне в жопу вставит, лети, говорит, без остановки. А куда? — вытерла кулаком непрошеную слезу. — Так вот ты мотай на ус, заранее старость обеспечь, — подсказывала варианты и убедила.
С того дня Лелька изменилась. Требовала, чтобы клиенты рассчитывались с ней, а не с бандершей. Софье отслюнивала сама. Те деньги, что заработала, клала на счет. Деньги копились, и это Лельку радовало.
Никому не говорила о своей сберкнижке, постоянно прятала ее от чужих глаз.
Вскоре Лелька научилась обворовывать уснувших хахалей. Ей было мало того, что давали. Но выгребала у клиентов не все. Оставляла часть, это ее спасало от мордобоев и упреков. Не все, протрезвев утром, могли вспомнить, сколько вчера отдали за утехи. Иные стыдились спросить и потребовать свое, зная, что мелочных и скандальных во второй раз сюда не пустят. А в других борделях еще и по шее вломят. Потому Лелькины шкоды долгое время оставались нераскрытыми. Но… Последний не стал молчать и поднял скандал. Да и Лелька погорячилась. Наколола клиента на пять штук баксов, тот бабу прихватил за горло, рычал в морду: