предполагало установление контроля над горскими народами Кавказа. Да и в любом
случае недопустимо было бы оставлять Северный Кавказ вне сферы российского
контроля, ибо он неминуемо превратился бы в антироссийский плацдарм турецкой
агрессии, угрожающий всему Югу России. Никаких иных соображений завоевание
Кавказа не имело, и осуществление этой задачи к 60-м годам XIX в. окончательно
сделало неприступными южные рубежи страны. Полный контроль над Каспием (куда
совершались походы ещё во времена Киевской Руси), казавшийся столь желательным в
первой половине XVIII в., спустя столетие — с ослаблением Ирана (когда он после
поражения в войне 1826–1828 гг. перестал представлять какую-либо угрозу России,
но, наоборот, сохранил значение как противовес Турции) утратил свою
актуальность. Поэтому Россия с тех пор не пыталась продвинуться дальше
Ленкорани.
Продвижение России в Среднюю Азию первоначально вызывалось главным образом
необходимостью более эффективной защиты от набегов кочевников на
Уральско-Сибирскую линию, в основных чертах сложившуюся ещё в Московский период
с освоением Сибири и защитой той части казахских родов, которые ещё в XVIII в.
находились в российском подданстве, от набегов и притеснений Кокандского
ханства. Но в любом случае великая держава не могла долго терпеть соседства с
хищническими, практически «пиратскими» образованиями, каковыми были Кокандское
ханство и Бухарский эмират, промышлявшими работорговлей, объектом коей
становилось русское население Урало-Сибирской линии. Естественными рубежами
России в Азии были бы её границы с другими большими государствами, имевшими
длительную традицию исторического существования и исторически сложившиеся
устойчивые границы. Таковыми и были Китай, Иран и Афганистан, чьи северные
границы сложились задолго до продвижения к ним России (и характерно, что,
приблизившись к ним во второй половине XIX в. вплотную, Россия не оспаривала их,
и за исключением обычных пограничных инцидентов (типа спровоцированного
англичанами у Кушки), ни с кем из этих государств войн не вела (это же касается
в равной мере и Дальнего Востока, где Приамурье и Приморье были закреплены за
Россией договорами без войны). А все то, что находилось между ними и Россией не
имело ни устойчивой государственной традиции, ни зачастую вообще признаков
государственности (обширные территории закаспийских пустынь и части
казахстанских степей были вообще практически незаселенными, «ничейными»), и рано
или поздно должно было стать объектом экспансии если не России, то Китая.